Города с музеями на Дальнем Востоке расположены в основном по побережью и вдоль реки Амур. Правда, есть Якутия - это отдельная величина в нашем регионе. В нашей истории все было очень функционально: надо было поставить военный пост или построить порт - так появлялось поселение, население, город, потом и музеи.

К сожалению, музейщики Дальнего Востока мало знают друг друга. Цех есть (в общепринятом понимании), но «актового зала» у этого цеха нет. Есть, скажем, Ассоциация музеев Дальнего Востока, но активности она никакой не проявляет, тенденции не транслируются, тренд не задается. Безусловно, общение отдельных музеев все равно происходит, но до сетевых проектов еще далеко - многое определяет физическое расстояние, да и бюджеты музеев не позволяют их реализовать.

Если говорить о посещении музеев Дальнего Востока, я бы посоветовал ехать всюду, где только возможно, поскольку два раза в жизни такое не увидишь. Во-первых, удивительные коллекции и музеи в Якутии. Там речь идет о целом народе с серьезной историей, и та часть коллекции, которая представлена в основной экспозиции, важна с точки зрения того, что Якутия представляет собой как часть России. Якуты - удивительный народ, они на чужое не претендуют, но свою самобытность и уникальность не декларируют, а обеспечивают - изданиями, экспозициями, событиями. И это здорово и редко. Линейка разных мероприятий поддерживается на уровне республиканского правительства, что связано с желанием удостоверить якутскую идентичность. Они, во-первых, не скупятся, во-вторых, - тратят не на что попало. Если говорить канцелярским языком, музеи воспринимаются руководителями субъекта как ресурс развития территории. Когда ты попадаешь туда и видишь этих директоров, коллекции, сотрудников музейных, то понимаешь, что они востребованные, уважаемые люди. Все уверенно и негромко - и это очень подкупает. Якуты не кричат о собственном величии, они спокойно говорят - да, мы - одна пятая территории Российской Федерации. Они не упоминают ни алмазы, ни золото, указывая лишь на свой масштаб. Такой самодостаточности я больше нигде не видел.

Дальше лично я отправился бы в музеи, в которых и сам не везде бывал - на Сахалин, на Чукотку, в Корякию. А на Камчатку надо ехать просто так, поскольку там важна земля, удивительный ландшафт, пространство, которое никакой музей не объяснит. На этом фоне стоит обязательно сказать об известном в российском музейном мире Музейном центре города Находки, я бы рекомендовал смотреть там проекты, реализуемые вне стен музея, такие как «Палеодеревня».

Успех и отличительная черта краеведческого музея Хабаровска - это, если можно так сказать, самый высокий индекс внимания со стороны учредителя. Культурная политика администрации Хабаровска заключается в том, что все локальные учреждения культуры должны получить достойные условия для жизни. Политика очень мудрая: инвестиции в инфраструктуру, ремонт, увеличение основных средств. Год за годом по одному краевые учреждения приводятся в порядок и, в принципе, представляют собой добротные надежные учреждения.

Я хотел бы подчеркнуть другое: люди изменились, жизнь изменилась, и музей больше не может оставаться учебником, даже самым прекрасным на свете. Это перспективно, только если ты полностью на государственном обеспечении. Например, Приморский музей имени В.К.Арсеньева, где я работаю директором, очень зависит от количества людей, которые к нам приходят. От них зависит наше существование и прекрасная жизнь, нам крайне необходимо, чтобы они регулярно возвращались в музей. Это означает, что музей должен транслировать не столько утверждения, сколько разные версии.

Интервью с Виктором Шалаем читайте в журнале «Мир музея»: http://www.mirmus.ru/2013/2013-12/189-arkhiv-dekabr/391-dalnij-vostok-lyudi-i-predlozheniya.html

Храм Искусства периодически испытывает финансовые трудности (возникают проблемы с выплатой заработной платы сотрудникам и долгов контрагентам по хозяйственной части), решаемые, в основном, за счет субсидий из краевого бюджета. Население же Владивостока и Приморья в целом (около 600 тыс. и 2 млн чел. соответственно), очевидно слишком незначительно, чтобы обеспечить Театр необходимым притоком эстетически и духовно ориентированной публики.

«В среднем посещаемость мероприятий Театра сейчас в районе 70% — сообщил в беседе с корреспондентом „East Russia“ исполнительный директор Сергей Самодов, — Но, не спешил бы говорить о незначительности аудитории во Владивостоке. Постепенно она создается. Большая часть зрителей — это местные жители, но уже сейчас 10-15% от всех зрителей — это туристы. К сожалению, туристическая отрасль слишком поздно проснулась. Проекты, которые сейчас генерируются преимущественно Театром и начинают реализовываться совместно с турагентствами, должны были начаться еще в 2013 году. Но туротрасль откровенно это период прозевала. Лучше поздно, чем никогда. Сейчас привлечение туристов в Театр — одна из наших приоритетных задач. Мероприятия Театра в обязательном порядке должны присутствовать в большинстве туристических маршрутов и продуктов. Я рад, что представители туротрасли это, наконец, осознали. И сейчас наше сотрудничество носит исключительно конструктивный и, что важно для бизнеса, обоюдовыгодный характер».

Пока же туристическая отрасль раскачивается в части привлечения в Театр публики из других регионов и стран, культурное учреждение находится в состоянии определенной финансовой турбулентности, впрочем, счастливо избегая попадания в слишком уж критичные «воздушные ямы». Так в мае этого года в отношении Приморского театра оперы и балета контрольно-счетной палатой края были инициированы финансовые проверки, в результате которых выявлено превышение субсидированных годовых расходов на сумму свыше 200 млн рублей. Дело грозило обернуться скандалом и привлечением руководства Театра отнюдь не только к административной ответственности.

Но, как объяснил Сергей Самодов, недоразумение успешно разрешилось: «Просто КСП изначально высчитывало сумму плановых годовых расходов на 2014 год исходя из закрепленного норматива — стоимость одного показа. Умножили этот норматив на плановое количество показов — вот и сумма на исполнение госзадания без учета коммунальных расходов. Но мы, имея фиксированную краевую субсидию на исполнение госзадания, в 2014 году перевыполнили план по показам в два раза. Сотрудники КСП умножили фактическое количество показов на норматив — и получили сумму, превышающую величину субсидии на 200 млн рублей. Однако сама субсидия от того, что мы превысили план не стала больше. Просто де факто стоимость одного показа уменьшилась — нам удалось осуществлять показы за сумму, которая меньше утвержденного норматива. На ряд мероприятий использовались внебюджетные источники».
Сегодня, по словам Самодова, у Театра стоит задача обеспечивать свою деятельность с помощью консолидированного бюджета: «В него входят как краевая субсидия на исполнение госзадания, так и внебюджетные поступления. Пожертвования членов Попечительского совета идут по целевому направлению — на создание постановок и организацию гастрольной деятельности. Доход от приносящей доход деятельности (кассовые сборы) направляются на расходы, которые в плане финансово-хозяйственной деятельности относятся к внебюджетным. Так, мы обеспечиваем услуги охраны и клининга мероприятий Театра, аренду квартир для иногородних творческих сотрудников, закупаем необходимые расходные материалы для текущей деятельности и эксплуатации инженерных систем...».

Запросы театралов депутатов не убеждают...

На последнем заседании Законодательного собрания депутаты приняли решение выделить субсидию Приморскому театру оперы и балета из краевого бюджета в размере 49,5 млн рублей. При этом с оговоркой — «в последний раз». А само обсуждение — нужно или не нужно выделять Театру деньги для погашения всех его долгов — вызвало эмоциональные дискуссии между парламентариями с одной стороны и чиновниками администрации края, руководством Театра — с другой. Первый вице-губернатор Приморского края Василий Усольцев, убеждая краевых депутатов выделить Театру дополнительное финансирование деньги, напомнил им, что потерпеть осталось совсем немного: с 1 января 2016 года, это учреждение культуры станет частью Мариинского театра и перейдет на федеральное финансирование, что позволит краевому бюджету высвободить средства в размере почти 350 млн рублей.
При этом выделенные за счет дополнительного финансирования 49,5 млн рублей пошли Приморскому Театру оперы и балета на компенсацию хозяйственных расходов и выплату долгов по заработной плате — за июль, август, сентябрь. До конца года еще осталось еще почти три месяца, поэтому депутаты не зарекаются от новых просьб о допфинансировании со стороны руководства Театра.

«Весьма вероятно, что в конце декабря руководство Театра снова попросит из краевого бюджета еще несколько десятков миллионов рублей субсидий на компенсацию разных расходов, понесенных творческим коллективом уже в октябре, ноябре и декабре. Да и сам факт перехода Приморского театра в состав Мариинки , честно говоря, вызывает сомнение. Я не видел ни одного официального документа, который бы это подтверждал. Не исключено, что краевой бюджет не избавится от этого бремени и в следующем году. При этом ни меня, ни моих коллег по краевому депутатскому корпусу не убедили доводы руководства Театра оперы и балета насчет того, что их расходы обоснованы. В частности, нам не предоставили никакой внятной информации, сколько же средств идет на оплату труда руководящего состава Театра. И еще возникает вопрос — почему Приморский краевой академический театр, имея бюджет в несколько раз меньший, чем Театр оперы и балета, умудряется сводить дебет с кредитом, а новоявленный храм искусства — не в силах с этим справиться самостоятельно», — изложил в беседе с корр. «East Russia» критическую позицию регионального депутатского корпуса Владимир Беспалов, заместитель председателя комитета по бюджетно-налоговой политике и финансовым ресурсам Законодательного Собрания Приморского края.

Справка

Государственный Приморский театр оперы и балета во Владивостоке открыт 18 октября 2013 года. Театр спроектирован по образцу оперного театра в Кояне (Южная Корея). При создании интерьеров и оборудования использовался детальный акустический проект. Большие карманы сцены позволяют монтировать декорации параллельно ходу спектакля. По оценке экспертов, театр вошёл в десятку лучших залов России. Театр уникален не только по техническому оснащению, но и по составу творческих и технических специалистов. Средняя зарплата творческого коллектива в Приморском театре оперы и балета составляет около 50 тыс. рублей. При этом зачастую приходится привлекать иногородних артистов, у которых возникают дополнительные траты на съем жилья (во Владивостоке нет или почти нет артистов балета или оперных солистов, также город испытывает определенный дефицит в музыкантах).

«Внедрение экспериментальных моделей управления в университетах является не просто эффективной практикой, а необходимостью в современном мире. Когда вузы функционируют с большей гибкостью и не полностью зависят от общенациональной системы образования, они способны быстрее адаптироваться к стремительно меняющимся требованиям общества и рынка труда. Ярким примером служит "китайская модель", где культура поэтапного внедрения масштабных изменений методом проб и ошибок стала одним из ключевых факторов успеха страны. Архитектор китайских реформ Дэн Сяопин описывал этот подход метафорой: "переходить реку, нащупывая камни". Это означает, что самые смелые реформы сначала пилотируются в отдельных регионах, чтобы затем выбрать наиболее успешные практики и масштабировать их на всю страну.

Создание университетов, которые сами определяют свою стратегию развития, привлекают ресурсы и формулируют критерии для приема абитуриентов, переводит вузы в проактивную, субъектную позицию. Обычно университеты, за исключением самых передовых, являются инертными и бюрократизированными структурами. Делегирование ответственности и расширение автономии позволяют им отходить от приказного, ручного управления и стимулируют искать пути к инновациям. Такие инициативы в духе низовой демократии – еще одна важная составляющая "китайской модели" развития. Мы привыкли считать китайскую систему управления жесткой и абсолютно вертикально ориентированной, но это является верным лишь отчасти. Жесткость в одних вопросах гармонично сочетается с гибкостью в других: в допустимых рамках поощряется конкуренция и инициатива "снизу", что высвобождает продуктивные силы в обществе. Таким образом, автономия и инициатива позволяют достигать стратегических целей развития, которые ставит государство.

Несмотря на то, что объективные условия в России и Китае различаются, особенно в части качества и объема рыночной среды, подобные практики уже начинают реализовываться и в нашей стране. В рамках федеральной программы "Приоритет-2030" университеты перешли в позицию, когда ресурсы не приходят "сверху" сами, а их нужно добиваться в конкурентной среде на основе ежегодных результатов развития. Это стимулирует университеты повышать эффективность и внедрять новые подходы в своей работе. Например, университеты-участники программы "Передовые инженерные школы" (ПИШ) создают экспериментальные модели, где пилотируются новые подходы для сотрудничества с реальным сектором: от управления ресурсами до образовательных практик. Дальневосточный федеральный университет является участником обеих программ. И, конечно же, о кардинальных результатах на уровне всей системы образования говорить пока рано, ведь такие проекты реализуют в долгосрочной перспективе. Однако, безусловно можно констатировать, что российские университеты сегодня меняют логику своего развития и ведут свою деятельность более осознанно, становятся субъектными.

Субъектность развивает ответственность за свои действия, а ответственность становится ключевым фактором успеха в развитии университетов. Когда вузы сами определяют свои цели, они более осознанно подходят к своему развитию и лучше реагируют на вызовы времени. Осознанные университеты способны быстрее внедрять инновации, адаптироваться к меняющимся условиям и готовить специалистов, востребованных на рынке труда. Это особенно важно в эпоху четвертой промышленной революции, когда технологии меняются с невероятной скоростью, и система образования должна успевать за этими изменениями».

— Валентин Цуньлиевич, какие основные вызовы стоят перед современным востоковедением, китаеведением и что нужно сделать, чтобы их преодолеть?

— В плане функциональном – как сделать свою профессиональную работу по-настоящему нужной, отвечающей требованиям времени, востребованной и эффективной. В материальном плане основным вызовом остается недофинансирование, из-за чего ученые и преподаватели вузов вынуждены размениваться на подработки и отвлекаться от основной работы, требующей максимальной сосредоточенности и творческих усилий. Основным вызовом постсоветского периода остаются и кадры, то есть подготовка молодых специалистов и обеспечение должной преемственности между поколениями профессиональных востоковедов.

— И как преодолеть эти вызовы?

— Конечно, для этого надо усиливать государственную поддержку, разрабатывать новые действенные стратегии развития востоковедения и китаеведения. Нужно повышать авторитет преподавателей и улучшать условия их работы в вузах. Нужно возрождать и совершенствовать лучший опыт организации базового образования в вузах и расширять возможности для регулярных стажировок в изучаемых странах, привлекать молодежь в науку. От всех этих мер прямо зависит успех решения тех задач, которые стоят сегодня перед востоковедами.

— Что дает взаимодействие с зарубежными партнерами? Это «калибровка стандартов», это больше обмен опытом, или что-то еще?

— «Калибровка стандартов» или «сверка часов» позволяет обмениваться лучшим опытом и говорить с зарубежными коллегами на одном языке. Хотя у нас могут быть разные подходы и разные взгляды, мы должны уметь понимать друг друга и договариваться друг с другом. Лишь в этом случае может возникнуть эффект синергии, позволяющий синтезировать усилия всех сторон и решать общие проблемы гораздо более эффективно.

— С учетом нынешнего разворота России на Восток, какие отрасли видятся наиболее перспективными именно в востоковедении? Что в приоритете — экономика, политика, культура? И в части географии — фокус на Китай и Японию или какие-то другие ключевые страны?

— Настоящие востоковеды всегда «повернуты» на Восток, потому что это их судьба, это их жизнь и работа. Никуда им разворачиваться не нужно, просто нужны нормальные условия для профессиональной работы. Кроме того, мы живем в эпоху глобализации, когда уже исчезает любое искусственное противопоставление Востока и Запада. Сегодня Запад содержит в себе Восток, а Восток содержит в себе Запад. Они взаимодействуют и соприсутствуют друг в друге. Так называемые «люди Востока» и «люди Запада» живут теперь по всему миру, которому остается лишь одна возможность – развернуться лицом к самуму себе. Для России «поворот на Восток» тоже предполагает новый взгляд и на внешний мир, и на самих себя глазами друзей и партнеров. Реализация таких подходов невозможна без участия востоковедов. Что касается географии, то фокусы могут быть разными, но все страны – в том числе и Китай, и Япония — являются по-своему ключевыми.

— Какие именно отрасли сейчас особенно актуальны?

— Экономика, политика и культура – все это неотъемлемые стороны нашей жизни, которые одинаково приоритетны, а внимание к ним должно находиться в гармоничном балансе. Культура в широком смысле включает в себя и экономику, и политику. Поэтому знание культуры — это «волшебный ключ», который помогает решать любые проблемы. Безусловно, нам нужны востоковеды, имеющие компетенции в специальных областях знания, таких как право, экономика, финансы и так далее. К овладению этими специальностями можно идти через освоение «микро-компетенций», цель которых — выработать навыки овладения любыми компетенциями. Ведь хороший востоковед не должен быть «узким специалистом». Он должен быть многогранным, иметь способность адаптироваться и овладевать любыми компетенциями в нужное время, в нужном месте.

— Как по-вашему, что проще — востоковеду освоить финансы, право, политику и другие аспекты, или же политику, финансисту или правоведу проще освоить восточный язык и погрузиться в восточный менталитет?

— Думаю, оба пути одинаково трудны, потому что любой человек может стать профессионалом лишь в том случае, если посвящает своему делу всю жизнь. Чтобы стать хорошим востоковедом, нужно потратить на это свою жизнь. Чтобы стать хорошим экономистом или юристом, тоже нужно потратить на это всю жизнь. «Синтезировать» востоковедение с иными специальностями жизненно необходимо. Каждый путь к этому по-своему труден, поэтому не стоит противопоставлять их вообще. Я уверен, что хороший экономист вполне может стать хорошим востоковедом, и наоборот. У нас есть успешные востоковеды, имеющие специальности и ученые степени экономистов, юристов и даже биологов. А один коллега, уже будучи дважды доктором наук в области истории и политологии, готовится защитить третью докторскую диссертацию в области права. По-моему, это замечательный пример профессиональной универсальности! К этому нужно стремиться всем. Я тоже стремлюсь, по мере возможности, расширять свои профессиональные горизонты, хотя многого пока еще не достиг.

— Какие регионы наиболее перспективны сейчас в плане изучения? И можно ли вообще говорить о том, что есть более перспективные регионы на Востоке, а есть менее перспективные?

— Я уже сказал, что пространство со-развития охватывает сегодня весь мир. В последние десятилетия наибольшим спросом пользуется все, что связано с так называемым «китайским миром», который тоже стал теперь уже глобальным: китайские автомобили (кстати, очень хорошие) заполонили российские дороги и все быстрее завоевывают весь мир, как и всевозможные китайские гаджеты. Поэтому я думаю, что мы живем в таком глобальном мире, где потенциально перспективны все регионы.

— Сближение России и Китая, которое мы сейчас наблюдаем, дало что-то нашей науке? Появились ли новые источники литературы или возможность пользоваться недоступными ранее архивами?

— Конечно, у нас появились огромные новые возможности: во-первых, контактов с нашими коллегами, во-вторых, работы с архивами и доступа к научной литературе. Сегодня мы можем дистанционно и бесплатно или почти бесплатно пользоваться огромнейшими цифровыми базами научных данных, созданными в Китае. Китайцы в этом плане опережают нас, так как последовательно вкладывают в науку огромные средства. С другой стороны, имеются и барьеры, потому что не все документы и материалы архивов доступны для зарубежных ученых в Китае. И наши российские архивы тоже не всегда доступны для зарубежных коллег. Но есть и немало примеров успешного двустороннего сотрудничества, основанного на двустороннем информационном обмене.

— Всероссийский съезд востоковедов впервые за всю его историю — с 1997 года — проходит во Владивостоке. Это говорит о том, что Россия действительно развернулась на Восток? Ведь где, как не во Владивостоке, на Камчатке или на Сахалине проводить съезды востоковедов?

— Конечно, это важное событие и важный признак общего разворота на Восток. В целом XIV съезд востоковедов России подготовлен и проводится во Владивостоке на великолепном уровне! История общества востоковедов России началась не в 1997 году – оно было создано в 1900 году и воссоздано Е.М. Примаковым в 1979 году. Но этот съезд действительно проходит во Владивостоке впервые. Коллегам из западных районов нашей страны гораздо труднее доехать до Владивостока, но зато сюда удобно добираться из востоковедных центров Сибири и Дальнего Востока – Екатеринбурга, Новосибирска, Иркутска, Улан-Удэ, Читы, Благовещенска и Хабаровска. Думаю, что мы идем в правильном направлении, а первый съезд во Владивостоке свидетельствует и о растущем внимании к Востоку, и о готовности востоковедов нашей страны поддержать развитие востоковедения на Дальнем Востоке. Я убежден и надеюсь, что это первый, но далеко не последний съезд востоковедов во Владивостоке, что такие встречи будут снова проводиться и во Владивостоке, и в Хабаровске.

— Какую роль ДВФУ вы видите в этом процессе — в становлении востоковедения в том русле, которое сегодня так требуется России?

— ДВФУ может и должен играть ключевую роль. Мне кажется, что сегодня нашему университету (это, кстати, и моя Alma Mater) необходимо активнее усиливать связи с академической наукой, с Российской академией наук, в том числе и с Институтом востоковедения РАН, где я сегодня работаю. Наш институт уже второй год успешно сотрудничает в рамках проекта «Приоритет-2030» с МГИМО(у). Мы очень надеемся развивать подобное сотрудничество и с другими вузами, например, с ДВФУ!

— Вы говорите про науку, но государство хочет видеть прикладные решения: если это научные исследования, то они должны приносить практическую пользу и их можно было оперативно внедрить в бизнес-среду…

— Одной оперативности мало. У государства есть интересы краткосрочные, среднесрочные и долгосрочные. И эти интересы требуют четкой координации. Нельзя никоим образом продвигать прикладные исследования в ущерб фундаментальным исследованиям, так как прикладные исследования произрастают из фундаментальных. Бизнес может определять оперативную научную повестку, но наука может определять перспективы бизнеса на десятилетия вперед. В случае востоковедения мы обычно говорим не про фундаментальные, а про «классические» исследования, которые, даже если это не всем очевидно, исключительно важны и для бизнеса, который приходится вести в специфичной «восточной» среде. Все это мы очень хорошо видим на примере Китая, где современное руководство активно использует традиции, постоянно цитирует китайских классиков, обращается к примерам из древней китайской истории. Чтобы адекватно понимать смыслы, намерения и цели китайских партнеров, мы тоже должны хорошо знать и понимать китайскую историю и культуру. Такой подход необходим и для «поворота» России в отношении всех стран и регионов Востока.

– Создана единая концепция развития острова Большой Уссурийский, есть определенные направления работы: туристическое, рекреационное, сервисное. Индустриального развития там не подразумевается, и это всем понятно. Даже обработка грузов, мультимодальные проекты будут осуществляться на материковой части. Сейчас больше стоит вопрос не направлений развития острова, а самой реализации концепции. Мы уже писали в Минвостокразвития о том, что нужна точная программа по развитию острова, которая будет содержать конкретные мероприятия со сроками, ответственными лицами, источниками финансирования.

Сегодня на региональном уровне очень мало обсуждений подобных вещей с экспертным и деловым сообществом, зачастую процессы закрыты. Не было обсуждения того же мастер-плана Хабаровска, который делается для людей, для создания благоприятной среды в Хабаровске и на Большом Уссурийском тоже. А ведь это можно назвать Хабаровской агломерацией по аналогии с Владивостокской. В перспективе Хабаровск может стать миллионником, тем более что на правительственном уровне стоит задача – создать миллионники в регионах, в том числе на Дальнем Востоке.

Конечно, открытие грузопассажирского пункта пропуска станет катализатором всех процессов, в том числе развития туризма, привлечения бизнеса, инвесторов из других территорий России и иностранных капиталов. Но здесь опять же нужно понимать, как это можно реализовать, какие потенциальные инвестпроекты уже есть, какие вошли в мастер-план Хабаровска. Мастер-план по развитию Большого Уссурийского острова Корпорация развития Дальнего Востока должна подготовить к июлю следующего года. Если это будут делать только сами московские специалисты, если они будут рассказывать, как и где нам жить, то это, наверное, будет неправильно. Нужно приблизить работу сюда. Президент давно говорит, что федеральные министерства и ведомства должны переехать на восток страны. Я считаю, что хотя бы для обсуждений они должны чаще приезжать на Дальний Восток, проводить форсайт-сессии, стратегические сессии, просто рабочие группы.

Я вошел в специальную рабочую группу по развитию Большого Уссурийского острова, как раз, там можно было бы участвовать, предлагать инициативы. Потому что пока непонятно, какую часть острова планируется защитить береговыми укрепительными сооружениями. А ведь именно там будет определена территория под застройку будущих объектов. Я понимаю, что это дорогостоящие мероприятия, инфраструктурные затраты, тем более в условиях сегодняшнего времени, но можно, рассмотреть и государственно-частное партнерство.

Полпред президента Юрий Трутнев сказал, что своих капиталов достаточно, и мы сможем самостоятельно все сделать. И действительно, российский капитал сегодня имеет возможности развивать на своей территории инфраструктуру, создавать инвестпроекты и делать это без привлечения иностранных вложений. Но нужно разработать финансовые модели для развития транспортной, инженерной и другой инфраструктуры. Тогда бизнесу будут понятны правила игры.

Также нужно просчитывать вложения в создание инфраструктуры, которые вернутся в виде будущих налогов. Ведь, с одной стороны, государство вкладывает деньги в создание инженерной, дорожной инфраструктуры, а с другой – создает инвестиционную привлекательность для проектов, в которые вкладывается частный инвестор. Он же создает налоговую базу и рабочие места.

Конечно, здесь нужно подключать, в том числе, и науку, чтобы ученые просчитали все цифры – не только затраты, но и будущие доходы. Когда строили БАМ, многие говорили, что это дорога в никуда, слишком затратная стройка. А сегодня, мы понимаем, что БАМа даже после реконструкции не хватает. Жизнь развернула все на восток. Такие моменты нужно обсуждать и просчитывать. Не надо бояться больших расходов, надо бояться малых доходов. Сначала государство и другие институты развития инвестируют, создают условия, вкладывают деньги в инфраструктуру и снижают риски для бизнеса, тем самым привлекая частые инвестиции, а потом эти деньги возвращаются в казну в виде налогов. Пускай не в среднесрочной перспективе, но возвращаются.

Мы десять лет ждали развития Большого Уссурийского острова. Мост построили в 2013 году, было поручение президента о создании туристической рекреационной зоны, но ничего до сих пор не создано, хотя за это время можно было пассажирский пункт пропуска открыть. Туристический обмен бы уже пошел, в дальнейшем проект было бы проще развивать. Но разные финансовые группы в этом не заинтересованы. Я знаю, что предпринимаются различные меры, чтобы проект как можно позже заработал, потому что он повлияет на транспортные и туристические потоки.

Важна концентрация экспертного сообщества, органов власти, бизнеса, нужно понимать, кто возьмет на себя инфраструктурные затраты. Ведь если говорить об увеличении турпотока в Хабаровский край из Китая, то нам нужно понимать, что потребуется в 100 раз больше номеров в гостиницах, мест в ресторанах и заведениях общепита. А это инвестиционный цикл, который занимает несколько лет. Уже сегодня с открытием этих новых мест мы опаздываем.

Есть проект пассажирских круизов по Амуру. Это тоже ниша, это туристическое предложение для гостей, прибывших на Большой Уссурийский. В национальном проекте есть планы по увеличению въездного туризма в три раза, доли туризма во внутреннем валовом продукте – до 5%. У нас есть прекрасная возможность перевыполнить эти показатели за счет появления грузопассажирского пункта пропуска на Большом Уссурийском. Но здесь главное – не тянуть одеяло на себя, а разровнять его и действовать вместе: обсудить направления, внести предложения, нащупать проблемные точки и найти точки роста, налаживать диалог между бизнес-сообществом и властью. Этот проект даст хороший толчок для развития города и региона, поэтому мы должны всем миром навалиться, и своими идеями, энергией двигать его вперед и получать от него эффекты.

— Отельеры и рестораторы на Дальнем Востоке всегда готовы к приему туристов, ведь это их основная специализация. Другой вопрос, готово ли достаточное количество качественной инфраструктуры? Тут ответ, как мне кажется, повисает в воздухе. И это не связано с какими-то региональными проблемами, это связано с общефедеральной достаточно серьезной бедой. Потому что гостиничный бизнес долгие годы был экономически не очень интересен, а это несет за собой целый ряд факторов. Во-первых, в таком положении бизнес проигрывает  ряду отраслей с точки зрения привлекательности в моменте, сроков окупаемости, рентабельности чистых активов. А во-вторых, у государства нет каких-то серьезных поддерживающих, мотивирующих программ, задач и историй, которые бы выгружали в бизнес.

Раньше после падения железного занавеса людям было прикольно поехать и посмотреть мир. И его не просто посмотрели, а задержались на этом и привыкли. При этом основная платежеспособная часть аудитории вывозила свои деньги для отдыха, оздоровления, культурного туризма за рубеж. Поэтому мотивации создавать качественную инфраструктуру внутри страны как будто бы не было либо её было недостаточно. Сейчас пандемия и СВО привели к тому, что мотивация стала совсем другой. Государство начало создавать условия для развития отрасли, страна в этом плане сделала серьёзный шаг. Еще есть резервы, но в целом отношение к инвестициям в отели достаточно серьёзно поменялось в стране.

Но при этом есть одна сложность, очень большая и очень серьёзная. Для того чтобы построить гостиничный комплекс, нужно в среднем не менее трёх лет – за полгода такую задачу не решить. Да, есть модульные отели, есть быстровозводимые конструкции, есть глэмпинги, но, во-первых, они не меняют ситуацию, например, связанную с городскими потоками, потому что, как правило, строятся в курортных и загородных локациях, а во-вторых, это достаточно небольшие комплексы, не обладающие достаточной инфраструктурой, чтобы всерьез влиять на изменения туристических потоков, поведение гостей и прочее.

На мой взгляд, сейчас на многих территориях, и на Дальнем Востоке в том числе, предприниматели заинтересованы в развитии туризма, в строительстве отелей, просто им не хватает диалогов, обратной связи, понимания этого бизнеса. И еще одна важная причина – время, ведь, к сожалению, все это происходит долго.

Инвесторы готовы вкладываться в проекты на Дальнем Востоке, просто здесь стоит вопрос конкуренции за рынок капиталов. У человека есть выбор – инвестировать в офисный центр, например, в гостиницу, в торговый центр или в жильё. Это вопрос его выбора с точки зрения финансовой модели, и это очень важно понимать. Для развития отрасли, для инвестиций и вложений должны быть экономические предпосылки. Если они созданы и находятся на высоком уровне, то все получится.