Владислав Иноземцев: «Мосты за сотни миллиардов не помогут перейти к новым берегам»

- Сколько Россия существует, столько она пытается куда-то «повернуться лицом». То окно в Европу рубит, то – как сейчас – намерена совершить «прорыв на Восток», «поворот к Азии», «движение к Тихому Океану». Владислав Леонидович, считаете ли вы эти идеи осуществимыми? И возможны ли после украинских событий какие-либо мегапроекты с участием западных или восточных партнеров – тот же Северный Альянс России, Америки и стран ЕС на Тихом океане?

- По части разных альянсов - безусловно, изменения произошли кардинальные, и в ближайшем обозримом будущем никто и ничего подобного с нами создавать не будет. Достаточно скептически я оцениваю и сценарии всевозможных «прорывов» куда-то, тем более на восточном направлении. Да, сейчас об этом много говорится. Восточный вектор – правительственная идея, а то, что надо «смотреть в сторону азиатских рынков», - официальная точка зрения. Но если слова произнесены с высокой трибуны, это еще не значит, что надо воспринимать их как аксиому или истину в последней инстанции. Вопросов остается немало. Например, что такое азиатские рынки? Это для нас не только Китай, но в гораздо большей степени – наши союзники по ЕвраЗЭС и Таможенному Союзу в Центральной Азии. Почему мы так воодушевлены сотрудничеством с Китаем, мне, честно говоря, вообще непонятно. С точки зрения экономики, Поднебесная – наш абсолютный враг, у нас кардинально противоположные интересы, но об этом давайте поговорим чуть позже. Замечу лишь, что если даже по глобусу провести от Москвы «вектор на восток», то пройдет он через Японию, Канаду, северные территории США и укажет скорее уж на Ванкувер, но никак не на Пекин.

Наша страна обладает на сегодня «сырьевой» экономикой, экспорт ресурсов из регионов Сибири и Дальнего Востока составляет фундамент ее благосостояния. Во всех по-настоящему успешных странах львиная доля национального богатства создается в крупных промышленных, финансовых и технологических центрах, а не в богатых сырьем, но малонаселенных штатах или округах. Однако у нас особым образом построена система государственного управления, явно устаревшая и нуждающаяся в замене – система, при которой ресурсные регионы кормят всю страну, а сами порой стоят с протянутой рукой, когда речь идет об их собственных жизненных интересах. Поэтому первое, от чего стоило бы отказаться, - от порочной практики осуществлять на просторах восточных земель в основном крупные государственные проекты, не заботясь о том, чтобы технологический прогресс шел «вглубь». В этом смысле опасны любые альянсы с теми иностранными партнерами, которые готовы только брать у нас ресурсы, не заботясь (а с чего бы им это делать?) о повышении эффективности, о «технологизации» российской экономики.

Как минимум недоумение вызывают и глобальные планы государственной политики в отношении Сибири (под которой я понимаю всю ту часть территории России, которая расположена между восточным склоном Уральских гор и Тихим океаном). На сегодня они тоже являют собой в чистом виде квазиколониальный подход. Он подразумевает только «освоение» богатых ресурсами, но малонаселенных территорий, а вовсе не перераспределение полномочий или отказ от нерентабельных, помпезных, изначально нежизнеспособных стратегий и мега-программ в пользу развития инициативы самих регионов. Это идет вразрез с практикой других стран (той же Канады, Америки и др.), где ставка делается на компактные и эффективные региональные проекты, самостоятельно осуществляемые бизнес-сообществом при поддержке и контроле государства.

На мой взгляд, главный враг любого развития – так называемое «проектное мышление». Нельзя обеспечить прогресс региона, если постоянно ставить недостижимые цели или обозначать ориентиры сугубо по чиновничьей логике. Об этом, кстати, подробно говорится в книге «Сибирское благословение», которую мы вместе с доктором экономических наук, депутатом Госдумы Валерием Зубовым недавно написали и выпустили в свет в преддверии ХI Красноярского экономического форума.

- На этом форуме, кстати, обсуждался и доклад Валдайского клуба, подготовленный группой экспертов во главе с Сергеем Карагановым, – «На пути к Великому океану». Их аргументы тоже взывают у вас возражения?

- Китайская угроза действительно реальна?

- Нет, я говорю не об экспансии Китая на Дальний Восток. Как раз это маловероятно. Тем более, что и на государственном уровне у них такой политики нет. Китайцы настолько заняты собой и своим экономическим развитием, что им нет смысла куда-либо «наступать». Да и уровень жизни в этой стране сейчас все-таки растет, и довольно приличными темпами. Если говорить о демографическом аспекте, то жителей Дальнего Востока гораздо чаще заставляют уехать «на материк» не китайская экспансия, а бытовой дискомфорт, отсутствие работы и жизненных перспектив. Их вытесняют не «пришлые» мигранты, а экономическая безысходность. Привлечь же людей на Дальний Восток может появление шанса решить жилищную проблему, низкая стоимость квартир и земельных участков, льготы для бизнеса – словом, все то, что манило энергичных и предприимчивых людей во Владивосток и в тот же китайский Шанхай в начале прошлого века. Тут ничего нового не придумаешь: романтика без экономической основы немыслима, а вот экономический фактор способен стать решающим.

Говоря о том, что китайцы нам «экономические враги», я имею в виду другое. Когда мы ведем речь о судьбе Сибири и Дальнего Востока и о совместных проектах с иностранными инвесторами на этой огромной территории, возникает естественный вопрос – что китайцы могут нам дать в плане, например, опыта освоения месторождений. Китай страна не сырьевая. И если перенимать какой-либо опыт, то скорее уж у Монголии, суверенной страны, которая по численности населения и ресурсному потенциалу сравнима с некоторыми нашими «сибирскими» регионами. Она подает нам пример инвестиционной гибкости и умения отстаивать интересы страны с перспективой на будущую, а не сиюминутную выгоду. Мы медное месторождение в Удокане до сих пор не разработали, а монголы свое, практически идентичное, уже вовсю эксплуатируют. С помощью британцев, канадцев и австралийцев – потому что здраво рассудили, что это страны, у которых можно учиться передовым технологиям. Американцев монголы к себе не пускают – с ними не сладить. А китайцев боятся, хотя продают им достаточно много, но в освоениях и кредитах с ними «не дружат». И этот подход мне кажется более здравым, чем наш. Китайцы не разрабатывают месторождений, похожих на наши, поэтому, кроме кредитов под залог, нам не получить ресурсов от них.

-Кое-что мы уже в виде «передового опыта» получили и даже пытаемся применить – я имею в виду систему свободных экономических зон и территорий опережающего развития. Как вы считаете, это даст эффект где-то под Магаданом или Хабаровском так же, как в свое время в Шэньчжене или Гуанчжоу?

- Не думаю, что здесь сработают прямые параллели. Слишком разные «вводные» при создании этих зон у нас и в Китае 1970-80-х. ЦК КПК не давало прямого указания вложить миллиард долларов в СЭЗ Гуанчжоу. Между государством и бизнесом действовало иное соглашение: мы вас не трогаем, а вы – нас. Государство выделяло саму территорию и освобождало бизнес от налогов на прибыль на 10 лет. На этом его «влияние» исчерпывалось. Внутри зоны бизнес строил работу так, как считал нужным. Нанимал китайских работников, платил им зарплату, страховые отчисления делал – и все. Государство больше в его дела не лезло и свободу не ограничивало, хотя и обеспечивало минимум необходимой поддержки по части страхования и прочих социальных вопросов. Поэтому там и появились достаточно быстро настоящие «зоны опережающего развития». У нас ситуация другая, и главной остается проблема, кто эти ТОРы и СЭЗы в итоге контролирует. Никто, насколько мне известно, пока не просчитывал, что в этих зонах будет производиться (и сможет ли вообще), какова окажется себестоимость продукции, удастся ли ее продать на внутреннем и тем более внешнем рынке, где конкуренция достаточно острая. Непонятно, кто на эти «территории» захочет прийти и зачем. Зато уже сейчас региональные власти должны отчитаться «о выполнении» - хотя, по сути, наши проекты ТОР, озвученные с высоких трибун, - в чистом виде сказки. Этакое «вложи то не знаю что, туда не знаю куда и получи неведомо сколько неизвестно когда». Проблема же не в том, чтобы огородить и облагородить территорию под некий расширенный «бизнес-парк». Прежде всего требуется ясный план того, какова будет мера взаимной ответственности, какие законы будут действовать, что, условно говоря, мы планируем получить на входе через эту «проходную» и что – на выходе. Пока я внятных ответов на это найти при всем желании не могу.

- Но китайские кредиты для нас вещь тоже необходимая. Как иначе построить, например, железные дороги, наладить всю инфраструктуру? У нас же всегда «суставы вялы, а пространства огромны»…

- Знаете, строительство железных дорог по БАМовскому подобию – тоже отголосок «проектного мышления», которое сейчас по сути – бред. Есть, например, программа развития Дальнего Востока, предусматривающая прокладку железной дороги на Чукотку с последующим присоединением ее к БАМу. Но тянуть такие магистрали есть смысл только к океану, потому что именно морским путем идет большинство перевозок сырья, остальные слишком дороги и потому нерентабельны. Гораздо проще построить одну ветку на Магадан, создать на тихоокеанском побережье пару новых портов с высокотехнологичными зонами переработки сырья – и отгружать его дальше. Тянуть пути до Чукотки – проект с повышенной долей идиотизма. Кстати, в США на Аляске есть только одна железнодорожная ветка – от центра штата к Анкориджу. По ней в остальные места Америки не доедешь. Нет смысла в подобном строительстве: основная продукция с Аляски вывозится морем. Кстати, хотя там ведут достаточно серьезную нефте- и газодобычу, основу ВВП Аляски составляют рыба и морепродукты. Нефтяников здесь куда меньше, чем рыбаков и работников рыбоперерабатывающих заводов. Что же касается Китая, то более 90% тех товаров, которые он доставляет в Бостон, Вашингтон, в европейские страны, идут к потребителю по морю.

- Однако идея «логистического коридора» с Дальнего Востока в Европу через территорию России не так уж фантастична. Кроме того, сырьевые компании жалуются, что на самом деле железнодорожные пути забиты и осуществлять перевозки не так-то легко…

- Я не спорю – забиты. Вопрос, чем. В основном это уголь и руда. А в каждых, например, 40 млн т угля и руды – только 2 млн т готового проката на выходе. Получается, что мы возим «тяжелую пустоту» огромными составами. Если дать тем же корейцам возможность построить в России перерабатывающий завод «под ключ», вложения в него будут в десяток раз меньше, чем потраченные за то же время деньги на перевозку сырья по железной дороге. При этом в России появится новое предприятие, рабочие места и т.п.

Кстати, попробуйте угадать, насколько увеличилась протяженность железнодорожных путей в мире с 1850 года, когда рельсы и шпалы укладывали кайлом, до 1914-го? Хотя бы порядок цифр.

- Не знаю, могу лишь предположить. На 10, на 20 тыс. километров?

- Берите выше. За эти 34 года в XIX-ХХ веках протяженность железных дорог в мире ув еличилась на 770 тысяч километров! И второй вопрос – а какие изменения произошли с 1913 по 2013 год?

- Еще на столько же?

- Ничего подобного! Длина всех железнодорожных путей в мире уменьшилась на 6 тыс. километров. Только американцы разобрали две трети своих дорог за ненадобностью. В Калифорнию вело пять веток, сейчас осталась одна. То же произошло и в Европе.

И вот что еще следует иметь в виду, планируя и создавая геополитические или экономические альянсы. Районы земной суши, удаленные от океанского побережья менее чем на сто миль, составляют 9% от общей площади всех континентов нашей планеты (Антарктида – не в счет). Однако на этой территории производится 68% мирового валового продукта. Экономика современного мира – абсолютно «морская». С этой точки зрения странной конструкцией выглядит Евразийский союз, объединяющий страны, из которых ни одна не имеет выхода к морю. Весь мир идет в одну сторону, мы – на 180 градусов от прогресса.

- А чем плоха идея «евразийского объединения» сейчас, когда отношения с Западом у России достаточно напряженные? Таким образом возникает огромная территория, живущая по общим законам и правилам, – о чем не раз говорили эксперты и аналитики, подчеркивая геостратегическую роль подобных альянсов.

- Вы знаете, эта истерия вокруг «огромных пространств» - скорее дань традициям и стереотипам. Так, например, Александр Дугин говорит о «Хартленде» (от англиского Heartland – «сердцевина», срединная земля) как средоточии континентальных масс Евразии в виде некоего географического плацдарма, позволяющего осуществить геополитический контроль над всем миром. Опирается он на идеи известнейшего британского геополитика Хэлфорда Макиндера, выдвинутые еще в 1904 году. Но давайте посмотрим внимательнее – что говорил Макиндер и какова была реальность его времени? Он утверждал, что территории Центральной Азии, Казахстана, Южной Сибири и пр. можно считать важнейшим геополитическим конструктом потому, что они далеки от океанов, защищены от агрессии, а технические возможности и наличие железных дорог дают шанс освоить их и сделать центральным элементом промышленной базы. И снова смотрим на дату: 110 лет назад. Экономика с тех пор стала совершенно другой. Пространства, в отличие от моря, уже никому не нужны – пример с уменьшением протяженности железных дорог это убедительно доказывает. Снова доктрины сугубо теоретического свойства, без «привязки» к конкретным условиям и реалиям.

России не надо искусственно стремиться к интеграции со странами Азии и, наоборот, подпитывать антизападнические и антиамериканские настроения. Не надо пытаться стать «империей», одновременно сдавая на откуп и фактически разграбление свои ресурсы, мало что получив взамен. Чтобы стать великой, ей достаточно самой себя. Только в новом качестве и с новым сознанием.