Мои картины… мои картины написаны маслом в технике фигуративной живописи – это яркие контрастные цвета, где-то наивный стиль. Для всех работ референсами служили фотографии моего дома, в котором я жила с 7 до 19 лет. Сейчас мне 26, и я живу уже отдельно. Фото я сделала, когда в последний раз заходила в ту квартиру в Хабаровске. Нужно было просто какую-то вещь забрать, быстро прям заскочить, но увидев этот бесконечный хлам снова – после долгого перерыва, меня накрыли неприятные эмоции, и я начала фотографировать, как бы защищаясь от этих чувств. Так бывает, когда люди видят что-то им неприятное, и машинально начинают доставать телефон и снимать. Я знала, что в это место, скорее всего, очень нескоро повторно попаду, и мне хотелось иметь, наверное, какие-то доказательства того, что все это правда было. Примерно на втором году психотерапии я начала задумываться о том, что хочу сделать такую выставку.

Фото: Ольга Кошелева

В терапию я пришла с проблемой высокой тревожности в ковидный период, когда все сидели дома, то есть я шла прям по нужде, от безысходности. Позже психолог призналась мне, когда она меня увидела, то подумала, что ничем не сможет помочь. Настолько я была закрыта. Она меня даже сравнила с волчонком, который хочет есть, идет к людям, но при этом огрызается и боится. Мы четыре года работали в психоанализе. Это в первую очередь разговоры. Мне в начале и правда было страшно рассказать об этом постороннему человеку – психологу, потому что тема патологического накопительства для меня была табуирована. Был страх отверженности, что если я расскажу, то меня не поймут или будут смеяться.

Когда я была маленькая и пыталась что-то выкидывать, когда человек был на работе, заканчивалось все ссорами. Я вообще не представляю, как это происходит, но он видел, что где-то какой-то пакетик на миллиметр сдвинулся, хотя он в таком хаосе лежит. Ну то есть, я бы точно не заметила, а там человек действительно видит, что кто-то трогал пакетики, что кто-то пытался что-то вытащить оттуда, выкинуть и так далее.

Я не знаю, почему мой близкий человек занимался накопительством, и мы никогда не разговаривали об этом, так как он достаточно холодный. Но когда я родилась, этот синдром накопительства уже был. Человек ведет социальную жизнь, ходит на работу, которая связана с людьми. Он не видит в этом проблемы. Каждая принесенная домой вещь, по его мнению, когда-то может пригодиться, а значит, не надо будет покупать. Экономия. Или можно продать. Но проблема в том, что эти вещи не используются, не продаются, не носятся. Они просто лежат. Этот человек довольно экономный, старается смотреть что-то подешевле, поэтому на моих картинах можете видеть надписи дискаунтеров на пакетах – «Экономыч», «Близкий».

Во взрослом возрасте буквально до драк доходило за какие-то пакетики, использованные одноразовые контейнеры, которых и так в доме уже сто тысяч. Он их все равно оставляет, вдруг, пригодится: какую-то еду убрать и так далее. И я не могу на человека никак повлиять, могу сделать выставку, могу осветить эту тему, но за шкирку к врачу я никого не потащу.    

Фото: Ольга Кошелева

Для меня эта выставка – это способ разделить мой опыт со зрителем, рефлексия через искусство, попытка говорить о чем-то болезненном, при этом не рассказывая об этом, то есть это работа через образы. Например, на выставке можно увидеть четыре картины с белым котом, который стоит посреди кучи мусора с выпученными от страха глазами. Многие зрители подходили и спрашивали: «А кот жив?». Я говорю: «Кота у меня никогда не было». Этого кота я, наверное, ассоциирую с собой – маленький испуганный котенок в бесконечных цветных текстурах.

Помимо картин на выставке есть три инсталляции. Первая – это домашний диван. Ткань, которой он обтянут, она архивная, то есть с той квартиры. Я покрасила ее баллончиками и получился разноцветный грязный диван. Вторая инсталляция – это замоченные детские вещи. Вещи тоже мои. И третья – это инсталляция с Дедом Морозом и Снегурочкой как символ надежды на хорошие изменения, что жизнь будет иная.

 

Да, выставка получилась достаточно откровенной, но я не ощущаю себя голой, наоборот, это какая-то отдушина для меня. Главная цель выставки – снять табу с темы патологического накопительства. Почему это важно? Я сама долго не осознавала, что моя тревога во взрослом возрасте напрямую связана с пережитым в детстве опытом, а значит, не искала помощи. Я думала, что это нормально. Но пройдя курс психотерапии я улучшила качество своей жизни. Тревога и стыд ушли. Возможно, кто-то в моих картинах узнает свой опыт и тоже захочет измениться.

Что касается людей, которые несут всё домой, то они, как правило, не обращаются за помощью. Их все устраивает, и они рационализируют все, что делают. Клетка для хомяка, найденная на помойке, куча одноразовых контейнеров и ложек, пакеты, неработающая техника. Всё это, по мнению, может еще пригодится когда-то потом. Но проблема в том, что вот это потом становится их идеологией.

Фото: Ольга Кошелева

Я хочу двигать эту выставку дальше. Есть планы после Хабаровска попробовать ее вывезти на запад страны. Посмотреть выставку можно до 30 ноября в галерее «Биом».

СПРАВКА

 Синдром Плюшкина — это бытовое название синдрома патологического накопительства. Оно происходит от персонажа романа Н.В. Гоголя «Мёртвые души» — Плюшкина, скупого старика, превращавшего своё имение в свалку бесполезных вещей.

Это психическое расстройство, при котором человек испытывает непреодолимую потребность сохранять и собирать предметы, независимо от их ценности, и не способен расстаться с ними даже при очевидной бесполезности. Со временем это приводит к захламлению жилья, возникает опасность пожаров или обрушений. Кроме того, человек может подхватить

респираторные заболевания из-за пыли, споров плесени и аллергенов, кожные инфекции — из-за антисанитарии и укусов насекомых. Также возникает социальная изоляция — стыд, страх быть осмеянным, отказ пускать гостей.

Люди занимаются неконтролируемым накопительством по нескольким причинам. Это может быть страх потери и бедности, дефицит чувства контроля над жизнью — человек компенсирует это контролем над вещами. Также среди причин – одиночество и изоляция; депрессия, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР); ранние травмы утраты (например, смерть близкого); воспитание в семье, где вещи наделялись особой ценностью («всё пригодится»).

Синдром обычно ярко проявляется к 40–60 годам. Лечение комплексное и длительное и обязательно включает в себя психотерапию.

Справка

Фрегат «Паллада» — трёхмачтовый парусно-винтовой корабль Российского Императорского флота, спущенный на воду в 1832 году в Санкт-Петербурге. Он стал одним из самых известных судов своего времени благодаря дальним морским экспедициям и описанию в книге Ивана Гончарова «Фрегат “Паллада”». В 1852–1855 годах корабль участвовал в дипломатической миссии в Японию под командованием вице-адмирала Е. В. Путятина. Во время Крымской войны «Паллада» находилась на Дальнем Востоке и использовалась для защиты российских интересов в Тихом океане. Из-за технических неполадок и общего износа судно было признано непригодным к дальним плаваниям. В 1855 году фрегат находился в японском порту Нагасаки, а затем был отправлен во Владивосток, где использовался как плавучий склад. Позднее, чтобы не допустить его захвата британскими силами, было принято решение затопить «Палладу» в бухте Постовая. Так завершилась история знаменитого корабля, ставшего символом эпохи русских морских путешествий и культурного обмена с Востоком.

Когда идея чуть не пошла ко дну

На встрече с хабаровчанами в 2016 году писателя Михаила Задорнова спросили, какую книгу он посоветовал бы прочитать. — «Фрегат “Паллада” надо прочитать! — ответил он. — Она ведь затоплена здесь, у вас, в Советской Гавани, чтобы её англосаксы, негодяи, не нашли!» 

И тогда в 2016-м, и сейчас в 2025 для многих жителей края становится неожиданностью известие о том, что история Крымской войны так близко, что остов легендарного фрегата ещё сохранился на дне залива в Советско-Гаванском районе.

Когда хабаровский режиссер и оператор Александр Гриценко узнал про историю «Паллады» и о том, что на нее можно до сих пор взглянуть, пусть и под водой, решение снять фильм появилось сразу же. И было это несколько лет назад. Начал на свои деньги, заразил идеей коллег, но оказалось, что ресурсов катастрофически не хватает. Съемки встали на паузу, а вот рассказы про них «пошли в народ».       

– Дошло то того, что малознакомые люди ко мне подходили и спрашивали: «Ну как твоя «Паллада»? — делится Александр. — Оказалось, что по сарафанному радио разошлась информация, люди предлагали помощь и для меня это был как знак, что проект нужен и что если я этого не сделаю, сделает кто-то другой.

Александр Гриценко, режиссер фильма «Паллада. Последний поход»

С деньгами вопрос решился — помог проект «Бери Ресурс», в котором подсказали, как оформить грант. В итоге команда получила финансовую поддержку от комитета по внутренней политике правительства Хабаровского края и Фонда президентских грантов.

Остальное документалисты взяли в свои руки. В буквальном смысле — сыгравший в фильме вице-адмирала Путятина актер Хабаровского краевого Театра Драмы Виктор Асецкий вместе с супругой взялись за иголку с ниткой, чтобы создать костюмы.

– Чтобы соблюсти историческую достоверность, пришлось перелопатить гору книг, найти референсы пуговиц, эполет. А после отыскать из чего и как это можно изготовить в современных условиях. Что-то пришлось мне изготавливать вручную. Долго и упорно, – рассказывает Виктор Асецкий.

Съемки проходили в местах реальных событий – в Советской Гавани (ранее именовавшейся Императорской), в Татарском проливе. Команде проекта удалось даже снять «Палладу» под водой. Неоценимую помощь в этом оказал местный житель ответственный редактор газеты «На страже Родины», капитан 3 ранга в запасе Иван Сидоряк. Его рассказ стал частью повествования. Есть в фильме и современная «Паллада» — воссозданный трехмачтовый парусник, который сейчас является учебным судном Дальневосточного государственного технического рыбохозяйственного университета. Кстати, он регулярно наведывается в Советскую гавань с вахтой памяти.

Так всё-таки фильм про историю?

Конечно, история в фильме есть — и как описание того, что происходило с фрегатом, и как рассказы тех, кому «Паллада» была не просто пристанищем на воде, или морским транспортным средством. Но как утверждают сами создатели фильма: «Он в первую очередь про людей, а не про парусник».

– Саша мне сделал подборку из энциклопедий, книг про фрегат и так далее, — рассказывает сценарист Рома Овсейчук. — Моя задача состояла в том, чтобы придать этому форму. Я вычленил то, что мне в этой истории показалось важным, попытался понять про что эта история для меня, придумал сюжетную линию о поиске неким поручиком своего идеального места… ну и написал сценарий.

Памятник фрегату «Паллада» и его экипажу в Советской гавани.

Не пытаясь педантично воссоздавать и реконструировать антураж самого фрегата или дотошно перечислять исторические факты, авторы фильма дают ключевым фигурам экипажа «Паллады» возможность рассказать о своих переживаниях, тревогах, поисках. И эти рассказы внезапно оказываются во многом про сейчас. Про вещи и истины вне времени.

— Это фильм о поиске своего места и о том, что это место иногда оказывается рядом, — рассказывает член авторской группы и руководитель проекта «Бери ресурс» Алла Джан-Ша. — Параллельная идея о том, что Дальний Восток — это часть страны, и это одна из лучших её частей. Сама «Паллада» для нас скорее сюжетный фон. Больше фактов про неё можно узнать в музеях. А вот поговорить со зрителем через фильм о таких вещах как верность, патриотизм, нравственный выбор, долг — это нам показалось важнее.

Насколько это удалось — решать каждому. Увидеть документальный фильм «Паллада. Последний поход» жители Хабаровского края смогут 24 октября на телеканале «Губерния» — в 9.00 и 19.45 местного времени.

Художественная локация для творческой популяции

Мама «Биома» – хабаровчанка Алена Карабовская. «В обычной жизни» она работает в фондах музея им. Гродекова. Как хранитель занимается систематизацией, классификацией, научной обработкой предметов живописи, графики, скульптуры. Ее большая любовь – современное искусство. Профессиональный музеолог негодовала от того, что у современных художников Хабаровска нет площадки.

Они выкладывают свои работы в социальных сетях, выставляются время от времени на различных маркетах, их даже приглашают в другие города провести персональные выставки, но в родном городе они как будто не нужны… и их не видят.

Алена Карабовская. фото из личного архива

Отсутствие площадки у художников приводит к тому, что творческие люди живут разрозненно, в своем коконе, вместо того чтобы объединяться, развиваться, вдохновляться и повышать свой уровень. И самое главное – при таком раскладе у них нет диалога со зрителем, нет обратной связи. Нет «неожиданных» смыслов — тех, что посетители выставок находят сами для себя, которыми делятся потом с автором.

– Название «Биом» – это природная отсылка. Биомом называется ряд экосистем в пределах одной природно-климатической зоны. А в нашей галереи будут выставляться художники, которые находятся на определенной географической территории и выражают себя в разных видах искусства, но объединены большой любовью к Дальнему Востоку и современному искусству, – объясняет Алена Карабовская.

Три комнаты зала

Галерея открылась в бывшей трехкомнатной квартире в том же здании, где расположена старейшая пожарная часть Хабаровска: Карла Маркса, 45. Надо ли говорить, что ремонт помогали делать современные художники? Таким образом, галерея «Биом» сразу получилась про поддержку и самоорганизацию. Художники объединились и создали себе пространство самостоятельно. 

Галерея «Биом» сразу получилась про поддержку и самоорганизацию. Художники объединились и создали себе пространство самостоятельно. фото: Ольга Кошелева

Сейчас здесь уже открыта первая выставка, проводятся лекции и просмотры и обсуждения фильмов, коллаж-движ. С открытия не прошло и месяца, а резиденция уже обросла постоянными зрителями,. Это ли не подтверждение тому, как сильно город нуждался в таком пространстве?!

Это не комнаты. Это залы! Фото: Ольга Кошелева

Одна из «фишек» –«Биома» свобода но – все можно фотографировать, сидеть на подоконнике тоже не возбраняется. А речь музеолога, который проводит медиацию (экскурсия по выставке с вовлечением зрителя в диалог), лишена научной терминологии. В «Биоме» говорят на простом, понятном, обычном языке. В планах – обновлять выставки каждые полтора месяца. Недостатка в талантах нет – график расписан до лета 2026 года.

Изначально у организатора была идея сделать просто сайт для художников, что-то вроде галереи в интернет-пространстве, а о камерном пространстве Алена и мечтать не могла.

Выдержка из брошюры проекта «Бери Ресурс»

«Купить старенькую квартиру в здании пожарной части, за три недели сделать в ней ремонт и открыть галерею — так разве можно? Оказывается, можно, если есть мечта.
В этом сезоне к нам на «Бери ресурс» пришла Алена Карабовская — на тот момент она уже несколько лет горела идеей создать галерею современного искусства в Хабаровске. Итог – в городе открылся «Биом». Материально «Бери ресурс» Алене не помог, зато помогла беседа с экспертом площадки Юрой Савочкиным. Именно после этой-то беседы и появилось окончательное понимание, как воплотить мечту в жизнь».

Первая выставка

«Джан-Ша коллажная» – так называется первая экспозиция в «Биоме». Здесь представлены работы независимой андеграундной художницы Яны Джан-Ша, которая исследует культуру и образ Дальнего Востока через коллажи. Это ее третья персональная выставка в жизни и первая – в родном Хабаровске. Предыдущие были на Камчатке и во Владивостоке.

Нынешняя выставка третья персональная для Яны Джан-Ши и первая в Хабаровске. фото: Ольга Кошелева

Выставка состоит из трех зон. В «Природной» представлены коллажи, посвященные флоре и фауне ДФО. Также можно увидеть «Шапку кабарги» на постаменте из натурального дерева. Этот экспонат сразу притягивает к себе взгляд. Художница нашла будущую «Шапку кабарги» в заброшенном сарае на левом берегу Амура. Оказалось, что это нанайский головной убор, который мужчины использовали во время охоты. Дальше началась кастомизация. Шапка постоянно видоизменяется, на ней появляются новые и новые элементы. Как, например, средневековый знак Чжурчжэни или кусочек византийской сбруи. Над экспонатом возвышается текстильный коллаж, на котором изображен уникальный по своей форме след кабарги. И в нем тоже есть, что разглядывать: фенечки, иероглифы, фрагменты знаменитой китайской клетчатой сумки…

В «Азиатско-дальневосточной» зоне исследуются элементы орнаментов и культуры коренных народов Дальнего Востока. Здесь ключевое внимание два экспоната: красная работа с кошачьим хвостом, посвященная китчу и инсталляция с китайскими иероглифами, выполненная в форме белого балдахина.

За тюлем глубоко дышится. Фото: Ольга Кошелева

– Можно ходить вокруг и искать своё слово, то есть слово, которое откликнется: небо, гора, ветер, цветок, луна, птицы, страх. Или можно зайти внутрь и ощутить особенное чувство, как в детской колыбели. Многие отмечают, что за тюлем глубоко дышится, – рассказывает Яна зрителям в ходе медиации.

К слову, в «Биоме» однажды побывал китайский переводчик, и он высоко оценил каллиграфию Яны.

И третья зона – «Личная». В ней художница показывает себя, свои эмоции, чувства, переживания, мысли, сформированные в коллажи. Один из любимых экспонатов гостей – это кресло с одеялом.

«Мы под одним одеялом». фото: Ольга Кошелева

Работа называется «Мы под одним одеялом» и отсылает зрителя к природному эффекту в Магадане, когда утром стелется густой туман и местные жители называют это явление «Мы под одним одеялом». На мягком экспонате разрешается сидеть.

А дальше?

А дальше будет по-разному: разные выставки, разные жанры, разные художники, события. Выставочный план уже расписан до конца года.

— Каждая выставка примерно 1-1,5 месяца длится, анонс следующих будет появляться примерно за неделю до открытия, — рассказывает Алена Карабовская. — Это будут и резиденты галереи: с ними можно познакомиться на сайте, и другие хабаровские художники. Планируем не только персональные, но и групповые выставки с open call: это когда можно подать заявку и если все подходит - тема, идея, уровень художественного мастерства, то художник участвует в выставке.

Что до востребованности — пока вижу активную пользу для арт-сообщества, высокий отклик от художников, людей искусства и культурных сфер. Для жителей гостей города это скорее что-то новое, неизвестное, но они понемногу протаптывают сюда тропинку.

– Ингрид, откуда появилось такое интересное имя у вашего персонажа и как родилась идея ее создания?

– С именем все просто – по две начальные буквы моего имени и фамилии. Родилась Инки в общем-то случайно. Мы с девочками, которые тоже рисуют в стиле зенарт, решили сделать выставку работ. Каждый должен был придумать сюжет и создать несколько рисунков. Тут я просто нарисовала эту толстую девочку на тоненьких ножках и решила придумывать для нее разные сюжеты. Она всем понравилась, у всех вызывала улыбку. Тогда выставка не состоялась, однако в 2018 году в Краеведческом музее я выставила около 40 работ.

Ингрид Кист, фото из личного архива

– Как давно вы рисуете?

– Рисую всю жизнь. Работала в разных сферах, сейчас работаю художником в художественной студии «Абориген Камчатки», которая продает сувенирную продукцию, в том числе с моими рисунками. Рисовала я всегда, просто для себя. Когда мне стукнуло 40 лет, вдруг пришло понимание, что я живу не своей жизнью, занимаюсь не тем, и все бросила, ушла с работы, закрылась дома и просто рисовала, для себя. А вытянули меня наружу местные корифеи изобразительного искусства, члены Союза художников, и все завертелось.

– Кто для вас Инки, что вы хотите сказать через нее?

– Сначала я её с собой ассоциировала. Но со временем «сепарировала» — у меня свои мысли, а у неё своя жизнь. Теперь Инки — самостоятельный персонаж. Я рисую для взрослых и люблю видеть, как они узнают в моих картинках себя в детстве. Нравится видеть во взрослых ребенка, которого они прячут. Однажды был такой момент: мужчина лет 60, увидев мои работы в магазине, стал расспрашивать о них, я рассказала, о чем они, а он так проникся, что заплакал. Меня это тронуло невероятно. Рисунок я ему подарила.

Ингрид Кист:  «Я просто нарисовала эту толстую девочку на тоненьких ножках и решила придумывать для нее разные сюжеты».

– Откуда берете идеи для сюжетов рисунков? Национальный фольклор вам помогает?

– В основном, все это все из головы идет. Или где-то прочитаешь какую-то былину, и сразу хочется зафиксировать это в рисунке. Именно свое видение показать. Инки и на лыжах едет, и с хаски дружит, и йогой занимается, и шапочку из мухомора примеряет.

– Есть картинка, где Инки ест мухоморы. Как это влияет на ее сознание?

– Я их никогда не пробовала, если честно. Но ей, видимо, не вредно. Забавно, владелец студии, где я работаю, всем рассказывает, что я рисую, наевшись мухоморов. Я, кстати, себе и татуировку на руке сделала с Инки, поедающей мухомор.

Ингрид Кист: «Я мухоморы никогда не пробовала, если честно. Но Инки, видимо, не вредно».

– Часто бывает, что у одного успешного героя со временем появляются родственники или друзья. Есть они у Инки?

– У нее есть мама, бабушка, есть целое племя. Но там только девочки. Она у меня ассоциируется именно с маленькой девочкой. Зачем ей мальчики, если у нее так все хорошо? У меня не только Инки, еще другие есть сюжеты. Например, такие смешные персонажи с шаманом, я их называю аборигенами Камчатки.

– Инки очень похожи на мультяшного героя. Есть ли в планах создать какую-то мультипликацию?

– Мне предлагали сказку написать. Но я не умею писать сказки. Пока все предложения – на уровне разговоров. Но из моих рисунков родилась мягкая кукла Инки и всякая сувенирка: кружки, термосы, футболки.

Когда Камчатка зенарт. Работа Ингрид Кист  

– Где ваши работы можно увидеть?

– Мои работы есть в художественной мастерской «Абориген Камчатки». На выставке в Благовещенске меня анонсировали через презентацию раскрасок с моими рисунками. Была выставка в моем родном селе Николаевка. Старший научный сотрудник Камчатского краевого художественного музея, искусствовед Антонина Черкашина мне предложила принять участие в конкурсном отборе в Союз художников – несмотря на то, что у меня нет художественного образования. Я туда никогда не рвалась. Но почему бы и нет? На выставке как претендент я представляла полноценные картины на холстах. Всего было уже больше десяти выставок с моим участием на Камчатке. В планах у меня персональная выставка. Правда, работ в наличии сейчас очень мало – все быстро раскупают. Бывает, что-то нарисую, покажу в сети, и у меня это тут же выкупают. И я не успеваю даже сделать хорошую фотографию, чтобы выставить в Instagram. Я никогда точно не считала, но у меня примерно около 700 рисунков.

— Анна, почему сейчас решили про медведей снимать?

— Лис Ветер и его подруга Лава в «Огненном лисе» защищают потомство от медведя. И вроде как медведь представлен злодеем, плохим парнем. Нам захотелось в новой работе показать и другую сторону этого хищника. Мы, как выяснилось, вообще мало знаем о медведях. Каким будет сюжет, мы пока не знаем. Сейчас мы только набираем материал. Как и в «Огненном лисе» сценаристом является природа, так как спланировать поведение животных заранее невозможно.

Анна Шпиленок. фото: Дмитрий Шпиленок

— Это будет продолжение «Огненного лиса» или это отдельная история?

— Нет, это отдельный фильм, просто он будет сделан в такой же манере, с таким же подходом к документальному материалу, как в «Огненном лисе», то есть на стыке документального и художественного кино. И мы, конечно, будем стараться, чтобы фильм получился таким же эмоциональным и интересным для детей. Именно для детей, потому что мы с Дмитрием видим нашу основную цель, в том чтобы воздействовать на совсем маленьких. Через любовь вызвать эмпатию к животным.

— Съёмки «Огненного лиса» шли почти два года. Как долго будет идти работа над новым фильмом?

— Мы для себя поставили задачу провести два сезона съемок. Первый стартовал весной и продлится примерно до декабря-января. Мы уже отсняли выход из берлог, период гона и главное событие, когда очень красиво на Камчатке – это заход нерки и лосося на нерест в Курильское озеро. Это праздник жизни у медведей, они рыбачат и с удовольствием тут же съедают улов. Также сняли охоту, стычки всякие, драки, споры за еду, как медведицы защищают своих детей. Следующая экспедиция у нас планируется в 2026 году. А выход «Косолапой истории» на экраны планируется на конец 2027 – начало 2028 года.

фото: Дмитрий Шпиленок

— Где сложнее всего снимать?

— Самое сложное – это снять то, что происходит высоко в горах. Мы нашли интересные локации и за происходящим там мы наблюдали в подзорную трубу. Туда очень сложно добраться, тем более с оборудованием (только штатив 30 килограмм весит, а камера еще больше): стланик уже поднялся, а внизу глубокий снег. Поэтому мы летали на коптере, хотя и это было непросто. Возможно, на следующий сезон съёмок мы придумаем как туда подойти ближе…

— Вы живете и работаете в окружении медведей. Как вам в таких условиях?

— Я очень медведей боюсь, на самом деле. И мне, конечно, этот проект начинать было тяжело. Тем более, здесь на Курильском озере теоретически может произойти больше ситуаций, когда ты с медведем встретишься, чем в той локации, где мы снимали «Огненного лиса». Находясь рядом с медведем, важно всегда помнить, что это хищник, и не расслабляться. Но мой супруг Дмитрий говорит, что старается отключать страх, потому он должен в первую очередь хорошо снять. Говорит: «Даже если медведь побежит нас атаковать, я должен успеть это снять».

Дмитрий Шпиленок: «Даже если медведь побежит нас атаковать, я должен успеть это снять»

— А как вы защищаетесь от хищника?

— Из средств защиты от медведя у меня всегда при себе такая кричалка-дуделка. Мы ее называем горн. Нажимаешь на баллончик и за счет сжатого газа выходит громкий звук. Медведь пугается и убегает. Но с одним и тем же медведем такое может не пройти несколько раз подряд, так как всё рассчитано на эффект неожиданности. Я применяла его, например, когда в районе Курильского озера на нас на очень большой скорости бежал испуганный медведь — он удирал от сородича покрупнее и мы просто оказались у него на пути. Это та ситуация, когда мы не нарушали никакую технику безопасности, но мы случайно оказались в опасной ситуации. Тогда меня спас горн. У меня он постоянно в руках и палец на кнопке. Мы, конечно, придерживаемся здесь очень строгой техники безопасности.

То есть я не позволяю себе выбросить капустный лист или очистки от картошки, когда готовлю. Не говоря о том, чтобы что-то пахнущее выбросить: мясное или молочное. Это запрещено, потому что медведь будет сюда наведываться и всё это подъедать.

— В этот сезон ко всем прочим испытаниям добавилось еще и восьмибалльное землетрясение… Как вы его пережили?

— Мы были в нашем домике, копировали материалы с последнего съёмочного дня. У нас начали падать батарейки и жёсткие диски со всех полок. Видели, как обрушился огромный пласт Сыпучки – небольшой пемзовой скалы недалеко от кордона «Травяной», – потом она продолжала осыпаться частями ещё несколько минут. Мы услышали сильный шум озера – уже пошла высокая волна. Побежали на смотровую площадку на самой высокой точке нашего мыса. С высоты уже видели, как вода Курильского озера переливалась через тропу в озеро Домашнее. Теперь оно полно пемзы.

— Вы сказали, что мы мало знаем о медведях… Что стало вашим личным открытием?

— Наблюдая уже столько времени на Камчатке за поведением этого зверя, могу сказать, что медведи испытывают сильнейшие глубокие эмоции. Как они ухаживают в период медвежьего гона, насколько это было трогательно, мило и красиво: и заботливо расчесывают медведицу, и танцуют для нее, могут приобнять, есть что-то вроде поцелуйчиков. Даже люди на такие ритуалы не способны зачастую. Потом тема материнства. Медведица одна участвует в воспитании, медведь заинтересован в ней только в период гона. Дальше он ни о ком не заботится, в отличие, кстати, от лис. Самец становится опасным для медведицы и для маленьких медвежат, как только она рожает. И чтобы просто здесь выжить с этими медвежатами, нужно совершать каждый день героический материнский подвиг. Ей нужно защищать, кормить потомство, учить навыкам рыбной ловли, охоты. Чтобы медвежонка научить и выпустить во взрослую жизнь, уходит три года, а то и четыре. Представляете? Вот это, конечно, восхищает. Поражает.    

«Чтобы медвежонка научить и выпустить во взрослую жизнь, уходит три года, а то и четыре». фото: Дмитрий Шпиленок

— Расскажите, пожалуйста про технику, которая помогает вам сделать такие кадры.

— Снимаем все на длиннофокусную оптику, квадрокоптер тоже с семикратным увеличением. Расстояние, с которого мы снимаем, всегда разное. Бывает, что медведицы с медвежатами прямо мимо тебя проходят. Особенно запомнилась одна такая семья, мы её назвали семейка Кусь. Они так радовались весне, что спустились из берлог с отвесных скал и несколько дней кусали друг друга, играли снегом, скатывались, и мы все это снимали. У нас профессиональная кинокамера Red Raptor с набором объективов: длиннофокусных и средних. 

Дмитрий Шпиленок на работе. фото: Анна Шпиленок

Также у нас есть несколько квадрокоптеров. Еще мы сами пишем звук. Мы записываем звуки, потому что они все уникальные. Ни в какой фонотеке их не найдёшь и не скачаешь. Нам важно донести, прежде всего, маленькому зрителю мысль, что животные умеют разговаривать и общаться, просто у них свой язык. Знаете, на одном показе «Огненного лиса» в Твери, я помню, мальчик один поднял руку из зала и задал вопрос: «Почему у вас в фильме животные разговаривают?» Он имел в виду закадровый текст от лица животного. То есть ребенок, как я поняла, искренне считал, что животные не разговаривают между собой до нашего фильма.

Анна Шпиленок: «Мы сами пишем звук. Мы записываем звуки, потому что они все уникальные. Ни в какой фонотеке их не найдёшь и не скачаешь". фото: Дмитрий Шпиленок

— Анна, какой у вас с Дмитрием распорядок дня?

— Он всегда зависит от погоды. Если у нас хорошая погода, то это значит, что мы можем снимать. Встаем обычно в пять утра где-то. Смотрим в подзорную трубу: где что происходит. Если циклон, то мы можем и подольше поспать, потому торопиться некуда. Мы соответствуем жизни медведей: во время выхода из берлог, находимся там, во время рыбалки – у озера и так далее. Днем всегда плохой свет, поэтому днем мы находимся здесь, на кордоне и выполняем какую-то работу. Например, сейчас мы с коллективом авторов начали новый проект по изданию книги про камчатского медведя, куда войдут, в том числе, наши фотографии из этой экспедиции. То есть днём обычная работа, офисная, можно сказать, только на природе.

фото: Дмитрий Шпиленок

— А как вы отдыхаете?

— Я очень люблю читать исторические книги, так как историк по образованию. Недавно прочла книгу по истории Ренессанса и вклада в культуру семейства Медичи как меценатов. Сейчас я читаю книгу про балет «Жизнь Рудольфа Нуреева» на английском языке. По работе мне пришлось заняться английским вплотную, так как он необходим для продвижения фильмов – это общение и переписка с партнерами, фестивалями. Поэтому всегда параллельно читаю что-то на английском языке, плюс раз в неделю у меня поддерживающий урок с преподавателем. 

— Когда собираетесь на заброску на кордон что обязательно берете с собой?

— Конечно, всегда делается упор на непортящиеся продукты. Для нас это гречка, так как макароны мы не едим вообще. Из консервов только тунец – мы не едим тушенку. Когда есть возможность, то всегда стараешься заказывать больше фруктов и овощей, но с этим проблема – они пропадают быстро. Мы всегда обращаем внимание на витамины: С, магний, железо, фолиевая кислота.

— А по чему вы скучаете из цивилизации?

—По ванне…

Под стук колес…

Уютная мастерская расположилась в обычном деревянном доме на улице Смоленской, что недалеко от железнодорожного вокзала Хабаровска. Поэтому скульптуры рождаются под перестук колес, гудки, и переговоры диспетчеров. Обычно фигуры имеют внушительные размеры, и поэтому они вырастают не внутри мастерской, а во дворе. В рабочей зоне находится все самое необходимое для творческого процесса: бетономешалка, болгарка, кисти, эскизы.

Технология изготовления скульптуры несложная, но со своими секретами: сначала из арматуры «варят» железный каркас, а позже на него слоями нанизывается бетон. В советское время было по-другому: создавалась форма, в которую заливали бетон. Это проще и быстрее, но у таких скульптур как будто бы нет «изюминки», души считают хабаровские скульпторы.

фото: Ольга Кошелева

Начинается все с общения с заказчиками — поселковыми советами, жителями бамовских поселков. Расстояние — не проблема. Эскизы утверждаются дистанционно – по фотографии в мессенджере. Техническое задание не очень строгое и художники могут позволить себе полет фантазии.

– Сначала по эскизу делаем миниатюру будущей скульптуры из пластилина. Пропорция составляет где-то 1 к 6 или 7, – рассказывает Вадим Полин.

У скульпторов, как у кулинаров, есть свой рецепт замеса бетонной смеси, которую они держат в строжайшем секрете (вдруг прознают конкуренты и «вдохновятся» опытом). Оказывается, на каждую часть скульптуры делается отдельная смесь, со своей консистенцией.

Сохнет работа порядка двух недель. Кстати, знаменитая хабаровская влажность, как в тропиках, очень даже полезна. Она способствует тому, что цемент лучше схватывается.

– Пока сушится одна часть скульптуры, встают слои, можно заниматься другой частью. На одну работу уходит порядка

300 кг бетона. С этим сырьем никаких проблем нет – он всегда в наличии, благодаря нашему заводу в Приморье, – объясняет Владимир Барсуков.

Когда скульптура готова, ее покрывают специальным составом, чтобы не испортил снег и дождь. Бетонные фигуры служат несколько десятков лет.

Муза для «Музы»

Сейчас художники трудятся над скульптурой, которая называется «Муза». Она займет свое место возле детской школы искусств в Новом Ургале, которую недавно отремонтировали по нацпроекту «Культура». Самым сложным стало – вылепить лицо. Приходилось переделывать несколько раз.

фото: Ольга Кошелева

– Если повезет, то лицо получится с первого раза. Но такое бывает очень редко. Если где-то «не попал» и пропорции, черты, мимика, выражение нарушены, то изменить очень сложно. Приходится всё срезать болгаркой и наносить заново, ждать, когда высохнет. И когда получаешь результат, который тебе нравится, можно выдыхать спокойно, – поделился Владимир Барсуков.

Готовые работы везут к точке назначения из Хабаровска по железной дороге. Скульптуры, как огромные елочные игрушки, укладывают в ящик, заполняя пустые места пенопластом и монтажной пеной, и с помощью крана доставляют из мастерской – на платформу.

Новому Ургалу – новую жизнь!

Сейчас художники из Хабаровска сосредоточены в основном на скульптурах для Нового Ургала. Глава Евгений Стуков очень заинтересован в сотрудничестве с творческими людьми. По его мнению, скульптуры делают поселок лучше, поднимают настроение местным жителям и привлекают туристов. К 9 мая в этом году из Хабаровска «приехала» скульптура «Солдат и рабочий» и сразу же стала достопримечательностью.

фото: Евгений Стуков

– Жители в восторге, многие фотографировались на 9 мая у этой скульптуры, выкладывали фото в социальные сети. У нас в населенном пункте мало скульптур, но мы наверстаем, – говорит Евгений Стуков.

По словам Евгения Стукова, у Нового Ургала большое будущее. Поселок считается столицей восточного участка БАМа и изначально он планировался как город с населением в 100-150 тыс. человек (фактическое составляет 7 тыс. человек), поэтому строилось всё с размахом: дома культуры, вокзалы.

Сейчас, когда в поселке идут работы по БАМ-3, ожидается приток новых специалистов. Для них возведут небольшой городок. Кроме того, в планах построить стадион, благоустроить центральную площадь, установить фонтан, малые   архитектурные формы. Скульптуры хабаровских художников только будут подсвечивать курс поселка на обновление, говорит Стуков.

К слову, в 2026 году в Новом Ургале планируется фестиваль скульптур, на который пригласят мастеров со всей страны. Они соберутся, предположительно, на Аллее Первостроителей и будут творить, а результат останется в поселке навсегда.

Впереди у хабаровских художников еще несколько работ для Нового Ургала. Среди них и скульптура, посвященная БАМу. Ее эскиз сейчас утверждается.