4,223 млн человек - такова численность экономически активного населения на Дальнем Востоке. Это 64,3% от всего взрослого населения макрорегиона и 5,6% от общей численности трудовых ресурсов в стране. Такие данные приводят в ФАНУ «Востокгосплан».
Специалисты отмечают, что экономически активные граждане на востоке страны в среднем моложе, чем в целом по России: младше 30 лет - 18,9% (в стране 17%), 50 лет и старше – 25,5% (в стране 27,5%). Средний возраст экономически активных дальневосточников 41 год. При этом самые молодые – 32,2 года – в Забайкалье. Самые возрастные – 43,6 лет – в Магаданской области.
Что касается гендерного различия, то на Дальнем Востоке это 71,8% мужчин и 57,7% женщин. 77% экономически активного населения макрорегиона проживает в городской местности, а 64,8% трудовых ресурсов сосредоточено в четырех регионах: 23,7% - в Приморье и 41,1% - в Хабаровском крае, Забайкалье и Якутии.
73,9% рабочей силы – с высшим или средним профессиональным образованием. При этом доля работников с профессиональным образованием в северных регионах выше, чем в южных. На Чукотке, к примеру, этот показатель равняется 90,1%, а в Забайкалье 61,6%.
Впрочем, на фоне таких показателей есть и отрицательная динамика: за пять лет численность экономически активного населения Дальнего Востока сократилась на 2,4%.
Дальневосточный Федеральный округ уже несколько лет держит российское лидерство по темпам развития строительной отрасли. О факторах, благодаря которым ДФО стал «чемпионом страны» в этой области, рассказали эксперты ФАНУ «Востокгосплан».
Справка:
Федеральное автономное научное учреждение «Восточный центр государственного планирования» (ФАНУ «Востокгосплан») выполняет научно-исследовательские и экспертно-аналитические работы в области социально-экономического развития Дальнего Востока и Арктики. Главные направления деятельности «Востокгосплана» – экспертное сопровождение Минвостокразвития России, мониторинг и оценка развития территорий, комплексное моделирование отраслей и процессов, разработка прогнозов социально-экономического развития и другие
Магия цифр
По данным экспертов «Востокгосплана», Дальневосточный Федеральный округ, по меньшей мере, последние пять лет демонстрирует темпы и объемы сдачи строительных объектов, значительно превышающие общероссийские. Так, по итогам 2023 года объем выполненных строительных работ в ДФО составил 1,4 трлн рублей. Тем самым федеральный округ превысил собственные показатели предыдущего, 2022-го, года на 19,3%. В среднем по России отмечался рост на 7,9%.
Тенденция продолжилась в 2024 году. В первом квартале объем ввода жилых помещений в ДФО достиг 1,3 млн кв. метров. Таким образом, прирост по сравнению с тем же периодом 2023-го составил 108,1%, а по России в целом – 101,5%. Индекс физического объема выполненных строительных работ на Дальнем Востоке в это же время достиг 109,4% – на 5,9% больше общероссийского.
Данные за первые шесть месяцев 2024-го выглядят вроде бы спокойнее. Но, во-первых, побить рекорд аналогичного периода 2023-го действительно сложно.
«В первом полугодии объем строительных работ в ДФО сократился на 1% на фоне высокой базы I полугодия 2023 года (121,5%). По регионам динамика разнонаправленная, в 6 регионах из 11 наблюдается рост показателя», – сообщили в «Востокгосплане».
А во-вторых, все зависит от того, с чем сравнивать. Дальний Восток чуточку «притормозил» относительно самого себя, но лидерство в масштабах страны по-прежнему за ним.
«За январь – июнь 2024 года опережающие темпы роста строительства жилья в ДФО сохраняются – 117,5% (в РФ – 102,5%). Введено 2,3 млн кв. метров жилых помещений», – уточняют эксперты.
Если же сопоставить показатели первого полугодия 2024-го с теми, что наблюдались всего пять лет назад, то «дальневосточный прорыв» будет совершенно очевиден. По данным Востокгосплана, за первые шесть месяцев 2019 года в ДФО было введено 809 тыс. кв. метров жилья – сейчас почти втрое больше (2,34 млн). Рост за пять лет в среднем по РФ составил 1,77 раза.
А теперь самое время разобраться, в чем состоят «секреты успеха» строительной отрасли в ДФО.
Не только жилье
Для обычного человека «строительство» = «жилищное строительство». Для специалистов это, разумеется, не так. Колоссальные объемы строительных работ в ДФО в 2022, 2023 и первом полугодии 2024 года связаны в первую очередь со сдачей в эксплуатацию больших промышленных объектов.
По данным Востокгосплана, по итогам 2023 года около 70% объема строительных работ на Дальнем Востоке дало завершение крупных инвестиционных проектов в четырех регионах. В Приамурье это, в частности, объекты АГПЗ, АГХК, космодрома Восточный, БАМа и Транссиба. В Якутии – инфраструктура газопровода «Сила Сибири», в Хабаровском крае – ГОК на Малмыжском месторождении, в Приморском – ССК «Звезда», НЗМУ, порты «Суходол», «Аврора», «Вера», транспортно-логистический центр «Артем», курорт «Приморье» и другие.
Такая же картина и с показателями первых месяцев 2024 года. В дополнение к перечисленному в Востокгосплане назвали работы на Эльгинском и Нерюнгринском угольных месторождениях, в газохимической отрасли, различные объекты дорожной и аэропортовой инфраструктур. Именно они обеспечивают сейчас и будут обеспечивать в обозримом будущем темпы роста строительной отрасли в ДФО выше средних по стране.
Ипотечная пятилетка
4,4 млн «квадратов» в 2023 году, 2,34 млн за первую половину 2024-го – такие масштабы сдачи жилья в ДФО впечатляют не меньше показателей по промышленным объектам. В Востокгосплане их в первую очередь связывают с программой «Дальневосточная ипотека», запущенной в 2019 году.
«Темпы ввода жилья в ДФО опережают общероссийские последние пять лет, обеспечив прирост показателя на 98% к уровню 2018 года (в РФ – рост на 46%). Всего с 2019 по 2023 годы на Дальнем Востоке введено 16 млн кв. метров жилья, или 3,5% его площади по стране», – рассказали эксперты.
В федеральном округе есть свои лидеры по росту жилищного строительства. Больше всего за пять лет «прибавила» Амурская область: за первое полугодие 2019-го в регионе было сдано 34 тыс. кв. метров жилья, а за первое полугодие 2024-го – 214 тыс. «квадратов». Разница – в шесть с лишним раз!
Показатели Якутии – 68 тыс. и 369 тыс. кв. метров соответственно, Бурятии – 81 тыс. и 370 тыс. «квадратов». Объемы жилого строительства на Камчатке увеличились вчетверо: с 10 тыс. кв. метров в первом полугодии 2019-го до 40 тыс. кв. метров в 2024 году.
На этом фоне, возможно, скромно выглядят 3,3 тыс. «квадратов», построенные за последние полгода на Чукотке. Но если учесть, что за тот же период 2019 года жилье в регионе вообще не сдавалось, этот показатель – настоящий прорыв!
Но если говорить не о скорости развития, а об абсолютных результатах, расклад будет иным. Уже который год рекордсменом ДФО по объемам сдачи жилья остается Приморье. На край стабильно приходится каждый третий метр жилой площади, введенной на Дальнем Востоке. Так, за первое полугодие 2024-го в регионе построили 709 тыс. кв. метров жилья.
«С 2019 года ежегодными лидерами по объемам вводимого жилья выступают Приморский край и Республика Саха (Якутия), на которые приходится 45% строительства жилых помещений в макрорегионе, – комментируют специалисты ФАНУ «Востокгосплан». – Обосновывается это просто: Приморский край и Якутия – крупнейшие регионы по численности населения в ДФО. Кроме того, жители Приморья и Республики Саха – наиболее активные участники «Дальневосточной ипотеки»: они взяли половину от общего объема кредитов, выданных по программе. Также в Якутии активно реализуются мероприятия по расселению из аварийного фонда: за полгода улучшить условия жизни смогли 32 тыс. якутян – более половины нуждающихся».
Как отмечают в «Востокгосплане», по федеральной программе «Жилье» в 2024-2030 годах в Дальневосточном Федеральном округе планируется сдать еще 29,8 млн кв. метров жилья. То есть средний показатель последнего времени – 4,3 млн «квадратов» в год – сохранится.
«Объемы жилищного строительства поддержат программа «Дальневосточная ипотека» и реализация проектов комплексной застройки территорий и расселения аварийного жилищного фонда», – подчеркивают эксперты.
Руководитель Востокгосплана Михаил Кузнецов рассказал EastRussia, как совместная работа с учёными поможет увеличить объемы транспортировки грузов по СМП и повысить привлекательность этого маршрута для участников рынка.
– Михаил Евгеньевич, Вы подписали соглашение с МГУ. О чём оно? Почему именно МГУ?
– Мы работаем с МГУ уже давно и по разным самым направлениям. У нас такая политика – мы находим умные головы по всей стране и считаем, что каждая умная голова хотя бы часть дня должна думать о нашем Дальнем Востоке. Мы активно привлекаем экспертов в свои приоритетные задачи и с учёными МГУ мы тесно работаем по изменению климата в вечной мерзлоте, и в том числе по экологической тематике.
В каких-то ситуациях мы сами готовим исследования и отдаём на экспертизу, в других – наоборот заказываем разработку того или иного аспекта знающим людям. При этом у нас есть правило – не заключать соглашений ради соглашений. Мы подписываем договорённости, только если есть содержательная совместная деятельность, когда мы усиливаем друг друга.
Центр морских исследований МГУ в том числе занимается очень близкой и очень важной для нас тематикой: экологическими рисками вдоль трассы Северного морского пути. Как их мониторить, как ими управлять, каким образом выстраивать систему межведомственного взаимодействия, чтобы выявлять угрозы экологической безопасности, предупреждать и их устранять, если подобная ситуация всё же произошла. На основе исследований мы будем давать предложения по совершенствованию законодательства в области охраны окружающей среды. Одним словом фронт работ весьма обширный.
Они много лет проводят различные исследования по экологической тематике в Арктической зоне. Мы на это смотрим с точки зрения экономики: сколько стоит система мониторинга, как её разворачивать, какие ведомства вовлечь, и мы в этой конкретно ситуации друг друга дополняем в диалоге.
– Вы ещё чего-то не знаете про Северный морской путь? У вас же есть система «СМП-прогноз», которая может много чего: моделировать сценарии, анализировать потенциал развития проектов в Арктике, выявлять «узкие места» инфраструктуры…
– Всё так, но в основе любой информационной технологии все равно лежат экспертные оценки и чем качественнее эти экспертные оценки, тем лучше. Вот пример - какими темпами будет изменяться состояние вечной мерзлоты до 2050 года? Сейчас пока даже адекватных данных по этому вопросу нет. Есть предположения, ограниченные по территориям наблюдения, но чтобы превратить эту информацию в управленческий сценарий необходимо подключить к решению вопроса умных людей. И вот этим соглашением, которое мы сегодня подписали с Центром морских исследований МГУ мы это и делаем.
– Кстати про изменение вечной мерзлоты – существующая модель «СМП-прогноза» учитывает усиливающийся эффект глобального потепления? Может скоро ледоколы и вовсе не понадобятся и не нужны будут те титанические усилия по развитию СМП, которые сейчас выглядят жизненно необходимыми?
– Наука говорит, что тренд на потепление действительно есть, льды отступаю, но ситуация эта цикличная. За циклом уменьшения ледового покрытия, снова наступает период, когда льда становится больше. Конечно, тут тоже нужны наблюдения и исследования, но пока эксперты не ждут чистой воды на СМП до 2050 года точно. Так что все наши программы, связанные со строительством ледокольного флота нужны, полезны и необходимы.
Кроме того, пусть льды отступают, но все равно есть сезон, когда без ледокола там не пройти сейчас. Плюс есть дрейфующие льды, довольно большие ледовые поля, айсберги и так далее. Поэтому безопасное движение по трассе СМП всё равно требует наличия ледокольной группировки.
Наша модель, само собой, учитывает разные сценарии, в том числе без ледокольной проводки. Это все обсчитывается, оценивается, чтобы быть готовыми к любому варианту развития событий.
– А что насчёт структуры перевозимых грузов? Сейчас по СМП доставляют главным образом углеводороды – СПГ, нефть, но в мире растёт спрос на контейнерные перевозки, а вот их на СМП совсем немного. Что нужно сделать, что должно произойти, чтобы СМП стал интересным для транспортировки контейнеров, если не в таких, же масштабах, как сейчас дело обстоит с углеводородами, но хотя бы сопоставимыми?
- Да, ожидается,что контейнерные перевозки в мире до 2030 года вырастут в шесть раз. Это как минимум. Понятно, что углеводороды на СМП востребованы и они будут доминировать, но их надо дополнить это перевозками контейнеров. Это хорошая стратегия, и она предусмотрена в планах развития СМП. Там сказано, что действительно отечественная контейнерная линия должна появиться и Востокгосплан делал расчёты по этой контейнерной линии: есть предполагаемые объёмы перевозок, они могут доходить до нескольких десятков миллионов тонн к 2035 году.
Мы видим, что последние годы объём транзитных перевозок нарастает, и чем проще будет процедура прохождения СМП, чем ниже будет стоимость страховки, чем развитее инфраструктура – в том числе и спасательная, тем больше будет желающих. Основная идея заключается в том, чтобы как раз обеспечить сервис должного уровня для этого транзита. Мы вместе с Росатомом делали такие расчёты и да, это проект, который существует.
Скажем так, потребителя интересует не Севморпуть сам по себе, а некий сервис быстрой мультимодальной перевозки, правильно? То есть ему надо из точки «А» в точку «Б» доставить свой груз по минимальной цене. Поэтому здесь нужно исходить из того, чтобы СМП был конкурентоспособен и в этой связи. Если мы ничего не будем делать, конечно, будут суда там ходить по чистой или относительно чистой воде, или с зарубежными ледоколами мимо нас и мы с этим мало что сможем сделать.
Но мы собираемся предложить удобный конкурентоспособный сервис. Например, японцы грузятся у себя на наше судно ледового класса, оно идёт до Мурманска, там всё перегружается на обычный лихтеровоз, и груз идёт дальше в Европу – отличный сценарий! Или они вообще дотягиваются сами до Авачинской бухты, там происходит перегрузка на судно ледового класса и дальше по тому же сценарию. Есть, конечно, разные варианты – смотря какие грузы, какое им нужно сопровождение, какая будет себестоимостью этой перевозки. Это все мы считаем и учитываем. То есть мы подготовились даже до того, как эти проекты активно стартуют. У нас есть расчёты, есть примерное понимание и класса судов и подходов к этому с учётом имеющейся инфраструктуры и той, которая появится в ближайшие годы. Мы во всеоружии!
Северный завоз – сложная система многоступенчатого снабжения арктических и других северных территорий. От своевременных и качественных поставок топлива, продовольствия, стройматериалов зависят почти 3 млн жителей из 25 субъектов России. В минувшем году общий объем грузов, доставленных в рамках северного завоза, превысил 3,8 млн тонн. Чтобы сделать снабжение сбалансированным и устойчивым, эксперты Востокгосплана приняли участие в разработке законопроекта о северном завозе и его научно-экономическом обосновании.
– Михаил Евгеньевич, на минувшей неделе Президент подписал закон «О северном завозе». Важность северного завоза неоспорима, но давайте всё же ещё раз пройдёмся по причинам появления отдельного закона? Жили же без него сколько лет!
– Основная причина проста – северный завоз критически важен для уровня жизни людей на Севере, снабжать грузами по этой программе приходится 25 территорий. Отдельные регионы и раньше принимали своё законодательство – например, Якутия. У кого-то этот завоз осуществляется частным образом, где-то государство чуть большую играет роль, где-то чуть меньшую – единого подхода не было. Возникли диспропорции в поддержке, в организации. К тому же, например, стоимость топлива на севере в последние годы росла с опережением инфляции, а это тревожный знак. Поэтому при задумке закона основная идея была в том, чтобы создать общую правовую основу для поддержки северного завоза.
Во всех странах, которые сталкиваются с необходимостью обеспечения своих северных труднодоступных территорий, подобный завоз всегда существует при поддержке государства.Есть субсидирование, финансирование необходимой опорной логистической инфраструктуры – прежде всего складской, портовой. Без продуманной поддержки федерального центра сбалансировать такой механизм сложно. И чтобы создать юридическую основу для государственной поддержки, правовую основу был принят закон «О северном завозе».
– И вот теперь все механизмы формализованы?
– Да, но основная задача закона – не только прописать понятия и определения: хотя ранее даже сам термин «северный завоз» законодательно не был оформлен. Задача закона описать механизмы поддержки, чтобы унифицировать региональные и закрепить федеральные механизмы, обозначить роль и ответственность всех участников процесса. Каждый год северный завоз становится немножко войсковой операцией с большим количеством участников, у каждого из которых есть своя роль определённая. Вот, и поэтому была потребность как раз прописать эти роли более чётко, и мне кажется, эта задача была выполнена.
Представьте, когда мы говорим «cеверный завоз» это означает: 1016 уникальных потребителей (населенные пункты, конечные получатели грузов завоза), 1392 объекта хранения грузов, 15 видов транспортных средств, включая беспилотные летательные аппараты и малую авиацию, которые передвигаются по более чем 10 000 маршрутам.
Накладки, ошибки в планировании неизбежны. Осенью суда «Инженер Трубин» и «Ямал Ирбис» застряли в Карском море, ориентируясь на ошибочный прогноз ледообразования, они решили сэкономить на ледокольной проводке. На их борту было 19 тыс. тонн грузов, необходимых для капитального ремонта ВПП аэропорта «Певек», материалы и оборудование для строительства ЛЭП «Певек-Билибино», вахтового городка АО «Эльконский ГМК», возведения мостовых переходов в рамках строительства дороги «Омсукчан – Омолон – Магадан», оборудование для ПАТЭС и многих других клиентов региона. Видите цену ошибки? Перевозчики надеялись «проскочить». И это не единичный пример.
Роль регионов с вступлением закона в силу не меняется – каждый будет обеспечивать поставки в свои территории. Некоторые вещи за много лет хорошо отлажены, здесь как раз проблем нет. Но в некоторых аспектах существует возможность серьёзной оптимизации. Например – Чукотка, Камчатка, Магаданская область – там, где возможна единая морская поставка, там есть смысл укрупнять эти поставки за счёт этого, снижая стоимость. Особенно это касается топлива – будь то уголь или нефтепродукты. И одно дело если каждый регион сам закупает его себе, и совсем другое если мы укрупняем эту закупку, делаем оптовую скидку и максимально оптимизируем логистику поставок. Снижаем стоимость и груза, и поставки, а за счёт этого, собственно, решаем конечную цель – повышение качества жизни жителей труднодоступных северных регионов за счет удешевления товаров и услуг.
– Не позднее 1 января 2026 должен появится единый морской оператор, который будет обеспечивать регулярные каботажные перевозки грузов северного завоза между морскими портами. Не кроется ли в создании очередного единого механизма, опасности появления монополии? Не начнёт ли этот оператор диктовать какие-то свои правила игры регионам или участникам процессов, которые захотят войти в эти поставки и снабженческие схемы.
– Никакой монополии не будет. Подчеркну, речь идёт только о поставках энергоносителей. Прежде всего там, где это целесообразно и оправдано.
– Кто тогда будет контролировать этого оператора, и в целом осуществлять контроль за размером торговых надбавок, наценок?
– Я бы, честно говоря, не драматизировал и не демонизировал этого оператора, потому что его появление не самая основная идея в законе. Да, действительно, появится морской оператор, который будет организовывать поставки, и он будет делать это дешевле для конечных потребителей, чем прежде. Но конкурентные процедуры будут осуществляться точно также. Поставки будут на конкурсной основе, а координирующая роль за деятельностью единого оператора будет за Минвостокразвития.
– Предполагается также создание федеральной государственной информационной системы мониторинга северного завоза – ФГИС «Северный завоз». Она будет создаваться на базе созданного Востокгоспланом «Цифрового двойника северного завоза»?
– Наш цифровой двойник – это mvp-продукт. Это такой мини образ ГИС, её мониторинговой части, то есть там, где собирается и аккумулируется статистика. Необходим ещё целый ряд модулей, которые отвечают за мониторинг поставок, за оптимизацию и так далее. Но создание федеральных информационных систем все-таки не в сфере ответственности Востокгосплана.
Изначально, информация, накопленная в цифровом двойнике, стала обоснованием для оценки эффективности существующей логистики северного завоза, для разработки мер поддержки, и в итоге эта информация стала обоснованием для создания закона. Будет ли цифровой двойник использоваться в дальнейшем зависит от масштабов системы, которая будет разработана.
– Госдума приняла закон о Северном завозе во втором и третьем чтениях. Что дальше?
– Сейчас основная работа будет связана с подзаконными актами, которые будут описывать вопросы нормирования, сроков планирования, системы мониторинга, категоризацию. В законе уже дана укрупнённая категоризация, которая расставляет приоритеты государства с точки зрения поддержки и это именно грузы социального назначения: тоже самое топливо, часть продуктов питания, хотя, конечно не все: понятно, что какой-нибудь рахат-лукум или паштет из гусиной печени будет завозиться по коммерческой линии, но вот базовые продукты туда войдут и у каждого региона будет возможность работать с этим списком.
Вообще, говоря про работу над законом, я, наверное, отмечу процесс его создания. Закон о Северном завозе затрагивает интересы всех северян, и в его создании, в его критике, дополнениях участвовали очень активно и депутаты Госдумы, и члены Совета федерации, и представители общественности и первую скрипку играли люди, которые там живут и понимают, что такое снабжение северных территорий. Важно, что все, кто работал над законом, побывали в удаленных поселках, посмотрели на эти ценники с морковкой по 700 рублей и так далее. Поговорили с людьми, изучили всю цепочку поставок. Это важно и должно стать залогом эффективной работы принятого закона. Но сейчас наступает не менее важная часть – непосредственная работа на земле, в регионах, чтобы регионы эту поддержку ощутили и увидели федеральную поддержку и координацию этой работы.
– Если говорить про конкретных жителей этих территорий северного завоза: в какой срок они смогут лично оценить плоды этого работа этого закона, когда они реально увидят снижение цен?
– Если бы я был политиком, я бы ответил:«В скорейшем времени! Не далее, чем в марте или в феврале!». Но поскольку я экономист, то так скажу: снижение инфляции по продуктам на северных территориях ниже среднероссийской – важная задача. Цены на продовольствие должны, как минимум либо остаться на прежнем уровне, либо снизиться с учетом роста реальных доходов населения. Но я не взялся бы называть конкретные цифры и обещать, что снижение составит, например, 20%. Эти процессы связаны уже не с законодательной работой, это работа по закону. Это более сложная работа, связанная с логистикой, с эффективностью мер поддержки. У нас иногда бывает так – меры поддержки выдали, и кто-то умыкнул их себе в прибыль, в карман положил, а цены как были, так и остались. Вот этого не должно происходить. Но через год-полтора полтора эффект от работы всем мы должны увидеть.
С 2025 года регионы Дальнего Востока ужесточат миграционную политику – иностранцам запретят отдельные виды деятельности от курьерских услуг до некоторых производств. Как это повлияет на рынок труда, и что сегодня эксперты думают о миграционном вопросе, выясняло EastRussia.
Регионы Дальнего Востока взяли курс на ужесточение миграционной политики. В Хабаровском крае с 2025 года запретят привлекать иностранных граждан с патентами в качестве водителей общественного транспорта и такси. Также им будет запрещено трудиться на предприятиях, оказывающих услуги электро-, газо- и водоснабжения, работать по найму на физлиц.
Соответствующее постановление за подписью губернатора Дмитрия Демешина от 7 ноября включает шесть видов деятельности. Среди них указаны регулярные перевозки пассажиров междугородним транспортом и запрет на труд в частных хозяйствах, которые производят товары и услуги для собственного потребления.
Подобные ограничения с 2025 года установят в Камчатском крае, Сахалинской области и других субъектах. Самую жёсткую позицию занял Приморский край. Сейчас инициатива проходит оценку регулирующего воздействия. В списке — 41 вид экономической деятельности. Под запрет попадают сбор, хранение и утилизация отходов, производство лекарств, практически все виды перевозок, курьерские услуги. Мигранты с патентами не смогут работать на некоторых производствах, в сфере образования (ОКВЭД 85), здравоохранения (ОКВЭД 86), социальных услуг (ОКВЭД 88).
Появившийся в открытом доступе проект документа вызвал большой резонанс. Не все оценили его положительно. Так, у предпринимателей возникли замечания относительно фактически полного запрета на работу иностранцев в сфере автобусных перевозок и услуг такси.
«Более 80 процентов автопарка попадёт в простой, что я считаю существенными материальными издержками. Это только в моей организации, а у нас около 100 автомашин. У коллег в целом ситуация такая же, насколько мне известно. Получится ли со временем урегулировать проблемы с водительским составом и в какой срок, ответить сложно. Не исключаю риски прекращения деятельности ввиду больших издержек и отсутствия поступлений средств», — такой оценкой поделился владелец одной из компаний, предоставляющих услуги легкового транспорта.
Предприниматель Владимир Колесников считает, что запреты негативно влияют на качество пассажирских перевозок. Подобные меры в Приморье вводились в 2024 году — тогда постановление губернатора учитывало только 7 видов деятельности, включая автобусные перевозки.
Руководители автотранспортных предприятий сообщают, что при этом запрете нехватка водительского состава на муниципальных маршрутах составила в среднем 20-25 процентов. Соответственно, увеличилось количество жалоб со стороны пассажиров. О дефиците администрация Владивостока уведомила краевое правительство в обращении за подписью вице-мэра Евгения Бавина.
При этом нельзя не отметить, что и в Хабаровске, и в Приморье проекты постановлений поддержали большинством голосов.
«Снизится конкуренция на рынке трудоустройства. Масса российских граждан хотят оказывать услуги водителей такси и общественного транспорта, но иностранные специалисты демпингуют размер заработной платы. Нередко они готовы работать в нарушение Трудового кодекса, при этом «черные» заработные платы перечисляют себе домой», — так выразил свою позицию один из участников обсуждений.
Только в Хабаровском крае за первое полугодие 2024 года выявлено более 6 927 административных правонарушений в сфере миграции. Часто это работа без разрешительных документов. Также мигранты могут трудиться не по виду деятельности, указанному в документе. За отчётный период нарушителей миграционного законодательства оштрафовали на 17 720 000 рублей. Такой статистикой поделилось Управление МВД России по Хабаровскому краю.
В 2023 году из региона в судебном порядке выдворили 894 иностранных гражданина. Въехал в Хабаровский край 12 481 иностранец. Гражданство получили 3 943 человека, из них в упрощённом порядке — 3 907.
Оформлено 6 220 разрешений на работу (+51 процент по отношению к 2022 году).
И здесь возникает вопрос, достаточно ли мер принимается в сфере миграционного контроля. Некоторые участники обсуждений считают, что необходимы более радикальные решения.
«Нужен запрет на деятельность не только обладателям патента, а всем иностранным специалистам, осуществляющим трудовую деятельность без надлежащего подтверждения профессионального образования. Также следует запретить осуществление рыночной и мелкооптовой торговли, ведь нередко высококвалифицированные специалисты въезжают таковыми, а после арендуют авто или прилавок», — предложил один из участников обсуждений.
«Помимо этого, нужно принять акт, по которому мигранты могут приезжать на работу только по приглашению конкретного юридического лица, которое также будет нести солидарную ответственность за действия своего специалиста», — считает другой участник.
Встаёт вопрос о том, насколько миграционная политика соотносится с кадровым голодом на Дальнем Востоке.
Согласно Росстату, в Хабаровском крае безработица на конец июня составила 0,34 процента. Это тревожная статистика, которая означает, что экономике не хватает рабочих рук.
Немногим лучше ситуация в Приморье, где каждое третье рабочее место, создаваемое новыми предприятиями, по словам главы Минвостокразвития Алексея Чекункова, остаётся незанятым. В то же время к 2030 году в ТОРах и свободном порту Владивосток планируется создать 230 тыс. рабочих мест, из них уже в наличии 120 тыс.
Опросы работодателей показывают, насколько велика проблема дефицита кадров.
«Из-за роста курса доллара и санкций очень сложно, а чаще невозможно привлекать иностранную рабочую силу», — рассказал глава группы компаний «Доброфлот» Александр Ефремов.
«Ситуация на рынке труда очень тяжёлая. Мигрантов не привлекаем в связи с низкой квалификацией», — прокомментировал глава компании «Акватехнологии» Сергей Слепченко.
Глава ассоциации рестораторов и отельеров Хабаровского края Станислав Никишин рассказал, что проблема стоит так остро, что некоторым предприятиям может грозить закрытие из-за кадрового голода. Кроме того, нехватка человеческого капитала приводит к росту стоимости услуг.
При этом работодатели подчёркивают, что в первую очередь, не хватает квалифицированных сотрудников. И здесь вводимые запреты не принесут макроэкономического эффекта. Нужно в корне менять миграционную политику.
«Нам нужно десятилетие не ужесточения миграции, а максимальной лояльности к мигрантам», — считает экономист и демограф, директор Азиатско-Тихоокеанского института миграционных процессов, ведущий научный сотрудник Тихоокеанского института географии ДВО РАН Юрий Авдеев.
По его оценке, на Дальний Восток необходимо привлечь не менее 2-3,5 млн человек русскоговорящего населения. Для этого требуются соответствующие стимулы.
«Дальний Восток — самая автомобилизированная территория. Представьте, что цена на бензин для автомобилистов снижается до уровня 10 процентов надбавки на себестоимость топлива, и стоит он не 50-60 рублей за литр, а 10-20. Что происходит дальше? Снижаются транспортные тарифы, стоимость перевозок, дешевеют товары. Пользуясь всем этим, люди обретают большую мобильность и могут перемещаться по территории региона с небольшими затратами. То же самое касается тарифов на электроэнергию, стоимости земли, жилья, образования. Может показаться, что мы получим неподъёмные для российского бюджета цифры, но на самом деле, с учётом населения 8 млн человек в масштабах страны это, скажем так, сущие копейки. Вы увидите, как сюда потянутся не только из стран СНГ, но также Москвы и других крупных городов», — прокомментировал Юрий Авдеев.
По словам эксперта, приток человеческого капитала будет способствовать изменениям демографической структуры населения.
«В 90-е мы потеряли 1,7 млн человек в возрасте от 15 до 49 лет, а кроме того, более 1 млн детей в возрасте до 14 лет. Это означает, что производство на Дальнем Востоке в ближайшие 10 лет будет суженным, и перекрыть дефицит можно только миграционным притоком», — пояснил собеседник.
Затронул экономист и тему льготных режимов ТОРов, которым в 2024-м году исполнится 10 лет. По его словам, вместо того чтобы обеспечить развитие обрабатывающих производств, преференции способствовали увеличению ресурсно-экспортного потенциала.
«В результате четыре процента занятых в добывающих отраслях сегодня обеспечивают 27 процентов валового регионального продукта. А порядка 7-8 процентов занятых в обрабатывающих отраслях — лишь 2-3 процента ВРП. Соответственно, инвесторы вкладывают свои средства в добычу, сырьё уходит за границу, и цепочек добавленной стоимости в регионе не создаётся. То есть работы много, а результат минимальный. Поэтому, прежде чем говорить об ужесточении миграционной политики, давайте сначала ужесточим всё, что связано с соотношением между добывающими и обрабатывающими отраслями», — комментирует эксперт.
Регионы Дальнего Востока уже достаточно давно живут за счёт иностранной рабочей силы, отмечает он. Это происходит под влиянием собственного демографического курса, взятого с 2007 года, когда был подписан указ о концепции демографической политики Дальнего Востока до 2025 года. Стратегической целью является стабилизация численности населения Дальнего Востока на уровне 8,3 млн человек к 2020 году и его увеличение до 8,6 млн человек к 2025 году.
В этом году концепция заканчивает срок своего действия. Но в демографическом плане ситуация осталась на уровне 1989 года несмотря на то, что изменился масштаб экономики, и Россия заняла четвертое место в мире по паритету покупательной способности.
«Мы запустили сюда мигрантов, полагая, что все вопросы, связанные с их трудоустройством, как-то урегулируются сами собой. Но в ответ на нерешённую задачу появились резиновые квартиры и криминальные структуры, которые решали эти задачи за нас. Самое главное, выросла социальная напряжённость, а ужесточения ведут к тому, что рынок труда схлопывается ещё больше. Поэтому приоритетом номер один должно стать привлечение сюда качественной миграции. За пределами страны остаются миллионы наших соотечественников, которые говорят и думают по-русски и хотели бы приехать на Дальний Восток. Но им миграционные службы не рады. И здесь необходима абсолютная лояльность миграционной политики», — говорит Юрий Авдеев.
Отметим, что ситуация на рынке труда ускорила темпы роста зарплат. К примеру, водителям автобусов в Приморье предлагают зарплату до 120 тысяч рублей в месяц.
По данным Росстата, на Дальнем Востоке среднемесячная номинальная начисленная заработная плата работников организаций в I квартале 2024 года составила 88 946 рублей и возросла по сравнению с I кварталом 2023 г на 17,5 процентов, реальная начисленная заработная плата увеличилась на 8,3 процента. Численность рабочей силы в возрасте 15 лет и старше составила 4,1 млн человек. Миграционный отток оценивается в 1,1 тысячи человек.
Мнение
Комментирует экс-начальник Управления Федеральной миграционной службы России по Приморскому краю, эксперт в сфере миграции Владислав Звычайный
Самое ключевое, на что неоднократно указывало наше экспертное сообщество – пока уполномоченным органом в сфере миграции является МВД - кардинальных положительных изменений мы скоро не увидим. По разным причинам. В том числе и по тем же, что еще 20 лет назад сподвигли руководство страны создать гражданскую Федеральную миграционную службу в статусе министерства.
После ликвидации ФМС в 2016 году ее функции и полномочия были вновь переданы в МВД. Но, помимо полиции, вопросами интеграции и адаптации мигрантов в наше общество, самоотверженно, но малыми силами, занимается Федеральное агентство по делам национальностей. ФАДН в регионах не имеет своих обособленных подразделений. Поэтому государственная миграционная политика должна реализовываться и через местные региональные органы власти, через общественные объединения.
Сегодняшняя “точка кипения” нашего общества из-за катастрофически неудовлетворительной работы с мигрантами, вновь указывает на то, что до тех пор, пока в России опять не появится отдельное миграционное ведомство, так и будет это «дитя без глаза у семи нянек».
Работа Миграционных центров в регионах, где миграционная ситуация развивается активно — это необходимость. Поэтому задача создания таковых на основе государственно-частного партнерств было прописано в первой Концепции государственной миграционной политики, разработанной до 2025 года. Но в Дальневосточной столице, всегда привлекавшей наибольшее среди ДВ регионов количество трудовых мигрантов, нет такого центра. Где в одном месте комплексно решались бы все вопросы мигрантов, включая санитарный контроль. Всё это было во Владивостоке до 2016 года в Миграционном центре на ул. Командорской. Сейчас же, работа с мигрантами разбросана по районам города и края – отсюда и ослабление контроля за коррупцией и другие известные проблемы.
В российских новостных лентах сообщения из Вьетнама — не самые частые публикации. Некоторый всплеск случился во время и после визита Президента РФ в СРВ летом этого года, но в целом — на фоне новостей из Китая, Таиланда, Кореи — объём информации о происходящем во Вьетнаме невелик. Почему это так? Можно и нужно ли это исправить? На эти и другие вопросы EastRussia ответил Александр Соколовский, профессор кафедры Тихоокеанской Азии Восточного института ДВФУ.
— Как выглядит экономическое сотрудничество между РФ и Вьетнамом за последние годы?
— Исторически дружественные отношения России и Вьетнама сейчас переходят в русло «всестороннего стратегического партнерства». Это значит, что перед обоими государствами стоит задача нарастить взаимодействие во многих сферах, и прежде всего — в экономической. Этот процесс небыстрый, ведь запуск многих проектов требует большого количества времени, согласования на разных уровнях. Приведу пример. Вьетнамская корпорация TH Group давно хочет выйти на рынок российского Приморского края, для чего готова построить здесь молочно-товарный комплекс. Я следил за реализацией этого проекта, отмечая его выгоду для местного населения — вьетнамская компания может предоставить конкурентоспособные товары по привлекательным ценам. К счастью, проекту был дан «зеленый свет», и под будущий животноводческий комплекс уже согласована земля в Михайловском районе Приморского края. Однако мне кажется, что переговорный процесс шел непростительно долго — и такие моменты необходимо оптимизировать. Это важно прежде всего потому, что Приморский край является значимым регионом российско-вьетнамского сотрудничества. Приморский край экспортирует во Вьетнам продукты переработки древесины, электрические машины и оборудование, цветной металл, экологические сельхозпродукты, а также рыбу. Вьетнам поставляет нам сельскохозяйственную продукцию, товары народного потребления, продукты питания и натуральный каучук. Вьетнамские партнеры также открыто заявляют о желании привлечь инвестиции из российского Приморского края.
Одним из необходимых шагов на пути расширения экономического сотрудничества РФ и СРВ является организация специальных мероприятий, таких как торговые выставки, конференции, встречи предпринимателей. Это позволит вьетнамским и российским компаниям иметь возможность общаться лично, обмениваться информацией, узнавать друг о друге и налаживать деловые отношения. Также необходима поддержка со стороны органов власти, чтобы упростить процедуры инвестирования и юридические формальности. Это поможет компаниям не сталкиваться с трудностями в инвестировании и реализации бизнеса в Приморском крае. Кроме того, нужна поддержка и поощрение банков, чтобы компании могли получить доступ к финансированию и инвестиционной поддержке. Это принесет пользу не только двум сторонам, но и экономическим отношениям между двумя странами.
— Какие факторы сдерживают более плодотворное сотрудничество РФ и СРВ, какие стимулируют?
— У российско-вьетнамских отношений есть мощный стимулирующий фактор — это многолетняя совместная история, в которой благодаря СССР был освобожден Южный Вьетнам, создано современное вьетнамское государство и осуществлена его индустриализация. Огромный вклад Советского Союза в становление страны, тесное экономическое, военное, гуманитарное сотрудничество — все это позволило Вьетнаму оправиться от пережитой войны, а со временем стать ключевым государством Юго-Восточной Азии. Вьетнамцы помнят это, а потому относятся к российскому рынку, к нашим совместным инициативам с особым вниманием и теплом. Мне бы хотелось, чтобы российские бизнесмены и политики тоже помнили это и знали, что Юго-Восточная Азия открыта нам, ведь вьетнамская сторона выступает проводником российских инициатив в регионе. Тогда мы сможем побороть еще один сдерживающий фактор в развитии наших отношений — это привычка российских компаний прежде всего ориентироваться на огромные рынки Индии и Китая. Конечно, бизнесу не хочется менять то, что и так хорошо работает, выстраивать новые цепочки поставок вместо наращения существующих. Но стоит помнить, что Вьетнам — это центр внимания ведущих мировых держав, и сейчас идет активный процесс формирования его экономического окружения, в котором мы, на мой взгляд, должны занимать весомую долю.
Стоит также обратить внимание на проблему, связанную с платежами. Российские компании не могут выплачивать Вьетнаму деньги посредством системы SWIFT, что создает ощутимые трудности. Но Центральный банк России и Национальный банк Вьетнама активно работают вместе, чтобы найти решение этой проблемы. Вообще, еще одним стимулирующим фактором развития нашего сотрудничества я бы назвал политическую самостоятельность Вьетнама. Так, Ханой смог отстоять нейтральную позицию в противостоянии политических блоков, что отличило его от многих других стран с высокой долей западного капитала. Вьетнам также не присоединился к санкциям против России. Этим самым Вьетнам показал себя сильным игроком, не подверженным манипуляциям. С таким государством можно выстраивать прочные взаимовыгодные отношения, не ожидая «сюрпризов».
— По данным на апрель 2023 на вьетнамском отделении ДВФУ обучалось 30 студентов — это связано с ограниченным спросом или предложением? Можно ли говорить, что это своеобразное «зеркало» взаимоотношений РФ и СРВ?
— Отмечу, что по состоянию на октябрь 2024 их уже более 40. Вижу, вам кажется, что это мало, особенно если сравнивать с количеством изучающих языки Восточной Азии. Но здесь все не так просто. В первую очередь мы имеем дело с традиционно слабым представлением абитуриентов и тем более их родителей о том, как Вьетнам выглядит сейчас. Многие из них помнят эту страну по боевикам о Вьетнамской войне. В то время государство, пережившее столько конфликтов, действительно было разрушено. Сейчас же оно стало ведущим в Юго-Восточной Азии, притянуло множество инвестиций. Я приезжаю во Вьетнам каждые полгода и всегда удивляюсь, что страна становится еще прекраснее. Но общественное сознание малоподвижно и относит Вьетнам к неперспективным объектам изучения «для энтузиастов», хоть это и не так. Так что неудивительно, что вьетнамистика традиционно не является «массовым» направлением.
Однако это не все, что оставляет вьетнамистику «в тени» трендовой тройки «китаеведение, корееведение, японоведение». Южная Корея и Япония знакомы россиянам через массовую культуру, а Китай завоевал статус промышленного гиганта с огромным населением, многоукладной экономикой и большими амбициями. Соответственно, выбор этих направлений кажется менее рискованным, ведь речь идет о чем-то знакомом и находящемся на слуху. Мне жаль, что многие даже не знают о том, насколько вьетнамский менталитет похож на наш – на мой взгляд, русскому человеку адаптироваться в этой стране и культуре куда легче, чем в трендовых востоковедческих направлениях.
Я рассчитываю, что баланс в востоковедении сместится вслед за развитием всестороннего стратегического партнерства наших стран. Уже сейчас российскому бизнесу и государственным структурам нужно больше специалистов, чем есть на рынке труда — такой спрос выгоден для последних. Еще лучше ситуация обстоит во Вьетнаме — это уже весьма небедная страна, готовая платить большие деньги нашим вьетнамистам. Выпускники Восточного института ДВФУ работают в российском посольстве Ханоя, в ведущих информационных агентствах Вьетнама, в крупной нефтяной компании «Вьетсовпетро». Кто-то возглавляет ханойский корреспондентский пункт Sputnik’a, другой — Торговое представительство России во Вьетнаме. В России наши вьетнамисты также имеют успех – в качестве переводчиков, сотрудников МИД РФ. Мой талантливый ученик Евгений Власов сейчас является проректором по международным отношениям и директором Восточного института ДВФУ. Это, кстати, важный показатель открытости университета, а значит, и всей России к Юго-Восточной Азии. Регион к тому же активно развивается, а с его государствами у нас богатая история дипломатических отношений. Воротами в регион является Вьетнам, что становится фактором востребованности вьетнамистов уже сейчас и точно — в будущем.
На данный момент российские вьетнамисты — это относительно узкое сообщество профессионалов, не остающихся без работы. Мы лично знакомы друг с другом, с работниками посольств Вьетнама, а наша экспертная оценка требуется не только на рабочем месте, но и в региональных органах власти, привлекающих вьетнамистов к актуальным международным проектам и переговорам. Все это позволяет нам «держать руку на пульсе» российско-вьетнамских отношений и чувствовать себя уникальными специалистами.
— Сейчас в ДВФУ обучается более 100 студентов из Вьетнама — какие направления пользуются у них наибольшим спросом/интересом?
Наибольшей популярностью пользуются следующие направления: лингвистика, филология, туризм и международные отношения.
О результатах ВЭФ для Дальневосточного федерального университета, о сотрудничестве с международными партнёрами, о амбициозных планах и вызовах рассказал в интервью EastRussia проректор по международным отношениям ДВФУ Евгений Власов
— Как человек, который участвует в организации и как непосредственный спикер и участник ВЭФа почти с самого начала — с 2016-го года, могу сказать, что ВЭФ-2024 с точки зрения политического контекста оказался максимально интересным и продуктивным. Весьма интересные позиции высказал на пленарном заседании и наш Президент, и премьер-министр Малайзии Инвар Ибрагим, и, безусловно, глава китайской делегации заместитель Председателя КНР Хань Чжэн. При этом я бы хотел особо отметить и других спикеров, которые на очень высоком уровне объясняли и транслировали информацию, разъясняющую государственную политику своих стран в области международного сотрудничества.
В первую очередь я говорю про наших китайских коллег. Мы вместе с с Китайским народным университетом (Чжунго Жэньминь Дасюэ – прим ред.), который имеет негласный статус «второй высшей политической школы страны», организовывали большую сессию касательно взглядов на будущее миропорядка. И экспертиза, которую дали коллеги, безусловно крайне интересна и для нас, для наших экспертов с российской стороны, и она очень интересна для китайских пользователей. Более того, я считаю, что и эта сессия, и ряд сессий, где выступали другие медийные китайские политологи из Фуданьского университета, например, — это тоже очень такая понятная позиция, которая транслировалась не только для нашей аудитории, но и для наших соседей.
Несмотря на то, что многие абсолютно справедливо называют Россию и Китай стратегическими партнерами, я сознательно использую формулировку «соседи», потому что так или иначе мы ими являемся. Как говорит Президент: «Стратегических партнеров можно выбрать, а соседей не выбирают».
Возвращаясь к информации, озвученной на сессиях, хочу подчеркнуть, что она очень важна с точки зрения обогащения идеями друг друга, понимания позиций друг друга, и крайне важна с точки зрения трансляции этой экспертизы в первую очередь в истеблишмент, потому что эти люди общаются на уровне элит, в дальнейшем это всё транслируется СМИ простым обывателям, которые не являются законодателями в области международных отношений или не задумываются в обыденной жизни о судьбах мира, оставляя это представителям аналитических центров. Именно такие коллеги, как мне кажется, блистали в наших экспертных сессиях, которые были проведены в рамках ВЭФ.
— Спасибо за Вашу оценку. Если перейти в практическую плоскость — что принёс ВЭФ-2024 ДВФУ в части новых международных связей?
— Здесь я бы хотел отметить подписанное соглашение с Ляонинским университетом. Оно очень важно в плане двухстороннего взаимодействия России и Китая: в прошлом году лидеры наших стран поставили довольно высокую планку в увеличении товарооборота между нашими странами, но по итогам года мы её перевыполнили. При этом основной поток коммуникаций, в том числе неформальных, шёл по линии Приморского края и северо-востока Китая.
Мы — ДВФУ, понимая запрос на кадры, на действующих чиновников, которые уже занимаются этой деятельностью, на действующих руководителей, топ-менеджмент предприятий и организаций, которые участвуют во внешнеэкономической деятельности с Китаем, мы договорились с Ляонинским университетом собрать вместе наши сильные стороны.
Со стороны Китая — это их опыт управления экономикой, опыт новой индустриализации, их прорывные технологии в управлении и в развитии своего производства. Мы здесь во Владивостоке обладаем мощным академическим сообществом, которое понимает, как работать с Китаем, понимает, как выстраивать коммуникацию, как анализировать и делать правильные выводы. То есть замысел такой — совместить академическое присутствие интеллектуальной России с практическим опытом управления экономикой Китая. В итоге родилось соглашение с Ляонинским университетом по реализации магистерской программы управления экономикой.
— Была ещё новость про организацию совместного института…
— Точно. Это тоже очень интересный кейс, но сначала хотел бы сделать небольшое отступление: исторически Владивосток крайне близок провинциям Хэйлунцзян, Цзилинь, Ляонин, индустриальным и промышленным центрам этих территорий. Наши выпускники туда выезжали, и так сложилось, что российский Дальний Восток и исторически, и уже на новом этапе, по-прежнему остался в коммуникациях именно с этими территориями.
Но торгово-экономический рост, бурное развитие инноваций и технологий появление новых компаний, предприятий — всё это произошло за последние 20−30 лет в южных провинциях Китая. Если говорить в более широком контексте, у Китая есть такой проект — «Большой залив». Это провинции Гуандун, Макао и Гонконг, крупнейшие научно-технологические игроки, с высокой концентрацией передовых компаний, ровно потому, что там есть академическое сообщество, это сосредоточение интеллектуальной элиты и, скажем так, людей с предпринимательским духом.
Нам очень интересно выйти на этот новый рынок, и для этого мы заручились поддержкой нашего друга — частного университета Синьхуа в городе Гуанчжоу, который специализируется на биомедицинских исследованиях и на исследованиях в области фармакологии и на подготовке специалистов в этой области. Мы вместе с нашим индустриальным партнером, российской компанией ГЕРОФАРМ — крупным игроком на этом рынке, договорились о создании совместного проекта. Он подразумевает с одной стороны подготовку кадров — российских и китайских для этих отраслей, а с другой — сможет уходить в релевантные адресные исследования с учетом базы, которая есть у нашего университета и у китайских партнеров.
— Как это работает на практике? Это будет сотрудничество исследователей высокого ранга, или это будет обмен студентами? Они поедут к нам, мы поедем к ним?
— Вопрос абсолютно правильный, но я здесь сразу отмечу, что произойдёт это не завтра, это работа очень длительная, но мы шаг за шагом к ней идем. Мы балансируем образовательные программы, потому что нам нужно, чтобы образовательные стандарты совпадали, чтобы мы признавали все квалификации и академические результаты друг друга. Это очень важно. Студенты будут учиться и в Китае, и в России, то есть они получат опыт двух сторон. Это первый момент.
Второй момент. Здесь нет ничего сложного, потому что это будет формат совместных образовательных программ, когда мы используем и инфраструктуру Дальневосточного федерального университета, и инфраструктуру вуза-партнера. При этом кадры и потенциал, мы тоже задействуем с двух сторон. Мы берем преподавателей и российских, и китайских, и здесь мы, конечно, рассчитываем на поддержку наших индустриальных партнеров: с российской стороны это корпорация ГЕРОФАРМ, с китайской стороны тоже есть поддержка со стороны крупного местного производителя, и мы хотели бы, чтобы преподаватели, во-первых, делились опытом, а во-вторых, чтобы эти корпорации давали конкретные кейсы. То есть, чтобы студенты могли бы решать задачи прикладного характера, будучи в процессе обучения, но при этом уже давая пользу, например, для своего будущего работодателя. В такой работе работодателю проще отследить динамику студента, его квалификацию, и, возможно, уже во время обучения принять его на работу.
— Может я наивный вопрос задам, но на каком языке будут общаться эти исследователи, преподаватели, студенты? Конечно, образованные специалисты и в России, и в Китае говорят на английском, но когда речь идёт о таких сложных материях, как биомедицина, то и прямой перевод непрост, а когда используется «язык-посредник»… не осложняет ли это профессиональное общение?
— Это, конечно же, уместный вопрос, и весьма серьёзный. Коммуникация — основа взаимодействия, а язык — это средство коммуникации. Мы для себя ставим основную задачу интегрировать в образовательные программы дополнительное изучение русского языка в Китае, а у нас есть такая амбиция — мы её аккуратно так приземляем... Вот прямо сейчас в ДВФУ китайский язык изучают 1 200 студентов, а когда-то — 125 лет назад китайский язык изучали в Восточном институте на всех отделениях. И это наша амбиция к 2030 году!
— В завершении беседы хотелось бы услышать, какие вызовы, Вы — как проректор по международным отношениям ДВФУ, видите по своему профилю для университета?
— Доступность качественного образования для всех, как мне кажется, это тот вызов, перед которым мы сейчас стоим, потому что запрос огромный сейчас на образование. Как проектор по международной деятельности могу сказать: ежегодно только в одном Китае, в местных центрах подготовки, в наших совместных институтах десять тысяч китайских школьников хотят поступить в ДВФУ. При том, что у нас общее количество студентов — 20 тысяч. Конечно, мы не можем всех взять. И это только один Китай, а у нас обучаются студенты из 80 стран, поэтому приходится ограничивать, проводить жёсткий отбор.
Сейчас у нас 3500 иностранных студентов, в основном это представители стран BRICS, «глобального Юга», и когда мы говорим про академическое сообщество, про университет, то это не только про качественное образование, но и про тот образ жизни, который студенты себе присваивают.
Каждый студент, когда поступает в какой-то университет, он видит перед собой определенную ролевую модель и целевой образ, которому он бы хотел соответствовать, какому сообществу он бы хотел принадлежать. И мы в этом плане показываем очень успешную, я считаю, модель людей, которые развивают огромный большой регион вместе друг с другом и при этом стараются быть лидерами в области научно-технического сотрудничества.