Родился Иосиф Либерберг 27 октября 1899 года в Староконстантинове Волынской губернии (сейчас это Житомирская область Украины). Папа – приказчик, мама Роза – корсетница, то есть мастер по изготовлению корсетов. Иося был четвёртым ребёнком в семье. После четвертого класса семья переехала в Винницу, а затем отец нашел работу в Киеве и Либерберги поселились в пригороде (в то время евреям запрещалось жить в самом Киеве).

Вскоре и Иосиф стал работать в Киеве, давая частные уроки. На заработанные деньги он оплачивал свое обучение в частной гимназии, которую окончил в 1917 году. Затем Либерберг поступает в Киевский университет на историко-филологический факультет, который не закончил - увлекся революционной деятельностью. От политической борьбы Иосиф довольно быстро перешел к революционной: добровольно вступил в Красную Армию и отправился «бить Петлюру». Затем вербовал еврейскую молодежь в армию, после чего ушел в подполье на полтавщине.

В 1920 году Иосиф женился на Надежде Гольдштейн - дочери сахарозаводчика, через год у них родилась дочь Тамара. С обретением семьи в жизни Иосифа наступает, пожалуй, самый спокойный период – он преподает историю революционного движения Западной Европы в Высшей военно-политической школе в Киеве, затем работает в Киевском институте народного хозяйства: читает лекции на русском, украинском и еврейском языках. В 1926 году и вовсе случился расцвет – Либерберга утверждают заведующим кафедрой еврейской культуры Академии наук Украины. Воспользовавшись этим, Иосиф превращает кафедру в самый большой в Советской России центр исследований идиша.

Дальше – больше. Либерберг создает институт еврейской пролетарской культуры, в начале 30-х годов прошлого века именно это заведение занимается вопросами создания будущей Еврейской автономии на Дальнем Востоке. Причем, с 1932 года – непосредственно на месте: в будущей ЕАО, куда, кстати, пытался перевести и институт. Логично, что вскоре Либерберг при поддержке «всесоюзного старосты» Михаила Калинина назначается председателем организационного комитета Еврейской автономной области, а затем – в конце 1934 года - и председателем облисполкома.

Шумная Тихонькая

На новом месте Иосиф Израйлевич разворачивает широкую деятельность.

Он добивается положительного решения вопроса о переселении евреев из-за рубежа – в те годы многие приехали из Аргентины. Благодаря личным знакомствам, «перетягивает» в Биробиджан многих ученых, писателей и поэтов из числа евреев. По его инициативе идиш в ЕАО становится официальным языком наряду с русским.

А еще много строит: обувная, трикотажная и швейная фабрики, ремонтно-механический и кирпичные заводы, обозный завод (будущий завод «Дальсельмаш»), артель «Металлист» (будущий завод силовых трансформаторов), жилье для переселенцев.

Артель «Колесо революции»

Денег на все не хватало, и Либерберг выбивает в Москве разрешение на привлечение товарных займов из-за рубежа. Тогда охотно откликнулись многочисленные международные еврейские организации, в том числе «Джойнт» (American Jewish Joint Distribution Committee - «Американский еврейский объединенный распределительный комитет»), «Амбиджан» (American Committee for the Settlement of Jews in Birobidjan – «Американский комитет по поселению иностранных евреев в Биробиджане») и ИКОР (Organization for Jewish Colonization in Russia – «Американская организация помощи еврейскому землеустройству в СССР»). При их финансовой помощи в Биробиджане были построены многие деревянные двухэтажные дома с двумя подъездами, рассчитанные на шестнадцать квартир, которые почему-то называли «голландскими».

Строительство новой улицы в Биробиджане

Строительство жилых домов велось как индивидуальным образом, так и ведомственным. Каждый желающий мог самостоятельно построить себе дом, а крупное промышленное предприятие было просто обязано строить дома для своих работников. Именно так были построены «Дом писателей», «Дом врачей», «Хлебозаводской дом» и многое другие.

58-ая «расстрельная»

Реализовать все задуманное Либерберг не успел. В августе 1936 года его вызвали в Москву, чтобы выступить на совещании с докладом об успехах развития региона. Прибыв в столицу поездом 20 августа и заселившись в «Метрополь», вечером того же дня он был арестован НКВД и доставлен в комендатуру административно-хозяйственного управления НКВД СССР. Там его продержали неделю, после чего перевезли в спецкорпус Киевской тюрьмы.

По одной из версий, под 58-ю «расстрельную» статью Либерберга подвел Лазарь Каганович. Будучи нарком путей сообщения, он в январе 1936 года приехал в область с инспекцией. Ему не понравилось, как его встретили и еще больше был недоволен тем, что руководитель региона жаловался на Москву – мол, недостаточно помощи из центра молодой автономии, из-за чего евреи, недавно приехавшие из-за рубежа, требуют вернуть их обратно.

2 сентября состоялся первый допрос, где ему наконец-то объявили, в чем обвиняют: участие в контрреволюционной троцкистско-террористической организации, члены которой убили Кирова.

Через неделю информация «докатилась» до Биробиджана и Либерберга сняли со всех постов и исключили из состава членов ВЦИК. Впрочем, сам Иосиф Израйлевич был уверен, что «случилась чудовищная ошибка» и вскоре все встанет на свои места, поэтому категорически отвергал все обвинения. Хватило его на 1,5 месяца, с середины октября он стал давать признательные показания, чем фактически подписал себе приговор. Впрочем, сам он надеялся, что на суде сможет защитить себя – об этом Иосиф говорил своей супруге Надежде, которая, узнав об аресте мужа, тайно с дочкой выехала из Биробиджана в Киев и добилась с ним встречи в тюрьме.

Но защитить себя на суде, который состоялся 9 марта, Либерберг не смог. Закрытое заседание длилось буквально 10 минут: Либерберга Иосифа Израилевича приговорили к высшей мере уголовного наказания — расстрелу. Приговор обжалованию не подлежал и был приведен в исполнение в этот же день.

Родственникам сказали, что он умер в 1938 году, отбывая наказание. Семье тоже досталось: Надежду Либерберг 27 декабря 1937 года осудили как члена семьи изменника Родины. Ей дали восемь лет исправительно-трудовых лагерей, свой срок Надежда отбывала в казахстанском Акмолинске. Дочь Тамара в эти годы жила в Киеве, а когда началась война уехала, вышла замуж за однокурсника из Донецка, до самой своей смерти в 1992 году она преподавала физику в педагогическом институте Житомира – родном городе отца.

В 1956 году Иосифа Либерберга оправдали, но его имя замалчивалось до конца 90-х годов. Лишь в 2014 году историческая справедливость была восстановлена: Иосифу Израйлевичу Либербергу посмертно было присвоено звание «Почетный гражданин Еврейской автономной области», а на здании мэрии Биробиджана, в котором находился в тридцатые годы облисполком, была установлена мемориальная доска.

По условиям задания после того, как рисунок был закончен, человеку называлось имя персонажа:

- Это Василий Ощепков.
- А кто это?
- Самбо придумал. Здесь, у нас.
- Не слышали про такого.

Нарисованный Василий Ощепков

То, что про Ощепкова многие не знают – вполне объяснимо. Много и открыто о нём и его достижениях стали говорить только в XXI веке, хотя сам он жил 100 лет назад.

Родился Василий Ощепков в 1892 году в Александровском посту на Сахалине – том самом, что был островным центром и по праву считается каторжной столицей. Собственно, и появился Вася на свет от брака приговоренной к 18 годам сахалинской каторги Марии Ощепковой и ссыльнопоселенца Сергея Плисака. Это так называемый «тюремный брак», поэтому официально Вася считался незаконнорожденным и носил фамилию матери. Впрочем, родители рано умерли, и в 11 лет Вася остался один. Правда, у него были хорошие опекуны, которые сильно помогли ему в дальнейшем.

Буквально через полтора года Россия проиграла войну Японии и по Портсмутскому договору отдала ровно половину Сахалина. Впрочем, русские оставались на японской стороне, в частности, православная миссия в Японии. Именно в ее поле зрения и попал Вася: его вместе с семерыми другими мальчишками отправили на учебу на остров Хонсю. Именно там русский мальчик познакомился с японской борьбой - дзюдо.

Юный Ощепков настолько увлекся ей, что его перевели в духовную семинарию в Токио, где можно было лучше познать азы борьбы. Василий не просто прошел вступительные испытания, но и вскоре получил первый дан. Вскоре последовал второй, а это почти половина пути, ведь в те годы в дзюдо было не 10, как сейчас, а всего лишь пять данов. Так Василий Ощепков стал первым русским и третьим европейцем, получившим второй дан по дзюдо. Японские газеты того времени писали: «Русский медведь добился своей цели».

В 1913 году закончилась учеба в семинарии, но Ощепков духовный сан не принял и решил вернуться в Россию. Его – свободно владеющего английским и японским – тут же приняли в контрразведку переводчиком – сначала в Харбине, затем в Хабаровске и Владивостоке.

Владивосток, 1914 или 1915 год, в центре - Ощепков

В Приморье, помимо исполнения служебных обязанностей, Ощепков находит время, чтобы открыть первую в России секцию дзюдо, которая просуществовала до 1920 года. Это здание сохранилось, сегодня в нем располагается спортивный клуб Тихоокеанского флота.

Корабельная набережная, 21. Фото Василия Авченко

В 1915, а затем в 1917 году на ее базе впервые в стране он проводит международные соревнования, где его ученикам спарринг-партнерами выступили дзюдоисты, специально приехавшие из Японии. Спортивный форум имел большой успех, а Ощепков прослыл мастером борьбы. Неудивительно, что в 1918 году его приглашают обучать азам дзюдо милиционеров Владивостока.

В следующем – 1919-ом году, когда в Приморье у власти интервенты и белогвардейцы, Ощепков состоит на службе у Колчака, переводчиком. Через своего однокурсника он договаривается с осведомительным отделом подполья РКП(б) и начинает работать на «красных». При этом Василий пытается зарабатывать на жизнь: открывает секцию борьбы, покупает кинопроектор.

Его приобретения не остаются незамеченными и через пару лет кинопрокатчик Ощепков, приезжает на Сахалин, занятый японцами, а затем перебирается в Японию. По контракту он должен показывать кино, в том числе, и в частях регулярной армии Японии. Так агент Ощепков начинает передавать свои первые агентурные данные. Примечательно, что он не только показывает кино, но и становится бэнси — суфлером-толкователем японских немых фильмов. Профессия в то время не менее престижная, чем режиссер.

Позже, в Харбине, он знакомится с 17-летней Марией, уроженкой Александровского поста, разводится со своей первой женой и, женившись на ней, отправляется в Токио, где начинает активную разведывательную деятельность под псевдонимом «Монах».

В 1926 году его обвинили в растрате подотчетных - 3140 иен - и возвращают в СССР. Ощепков продает кинопроектор и другое свое имущество, чтобы покрыть «кассовый разрыв» и почти уходит из «органов». Впрочем, опытного работника не хотят отпускать, и Ощепковы вновь становится переводчиком. Во Владивостоке, а потом в Новосибирске, в штабе СибВО. Примечательно, что следующим негласным резидентом советской разведки в Японии становится легендарный Рихард Зорге.

В это время заболевает туберкулезом его молодая супруга и все деньги Ощепков тратит на ее лечение, параллельно добиваясь перевода в Москву или Ленинград, где, несомненно, были лучшие условия для ее лечения. В сентябре 1929 года это ему удается, правда, Мария до переезда не доживает.

Овдовев, Ощепков, уже будучи в Москве, сосредотачивается на дзюдо: открывает при Центральном доме Красной Армии двухмесячные курсы по «дзюу-до», а после и вовсе становится преподавателем Государственного центрального института физической культуры. 

В вузе он развернулся в полную силу: присмотрелся к национальным видам борьбы народов СССР, взял лучшее и сделал то, что сегодня называется самбо, а тогда именовалось «советская борьба вольного стиля». Вскоре это было включено в только что разработанный комплекс ГТО. Кстати, во Владивостоке на памятнике Ощепкову написано, что «разрабатывая приемы самбо, В. С. Ощепков наблюдал и изучал моторику движений амурского тигра».

Пару раз Ощепков провел показательные выступления в Центральной высшей школе милиции, которые возымели такой успех, что его пригласили преподавать самбо, чем он и занимался вплоть до 1937 года.

Василий Ощепков. Архивное фото

…Ночью 1 октября 37-го его взяли. Это была целая кампания против «харбинцев» - приказ НКВД СССР № 00593, подписанный Ежовым, по которому сотнями арестовывали советских граждан, ранее проживавших в Харбине и других городах вдоль КВЖД (таких в списках НКВД оказалось около 25 тысяч). В казематах Ощепкову припомнили и службу у Колчака, и пребывание в Японии. Долго в «Бутырке» он не выдержал и 10 октября скончался. По официальной версии – от сердечной недостаточности или, как тогда говорили, «грудной жабы».   

Детище его продолжало жить своей жизнью: в ноябре 1938 года прошли всесоюзные сборы, которые и положили начало дальнейшему развитию единоборств. Еще через 10 лет за ней официально закрепилось название самбо - самооборона без оружия. А вот о дзюдо в Советском союзе забыли на многие годы. Хотя, когда в 1963 году в Токио случилась летняя Олимпиада, в программу которой включили дзюдо, в СССР быстро сформировали сборную из... самбистов. В их числе оказались и ученики Ощепкова. Выступили спортсмены, кстати, весьма результативно.

Об Ощепкове заговорили в 2012 году, когда во Владивостоке проходил саммит Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), именно тогда был открыт памятник выдающемуся спортсмену. 

Памятник Василию Ощепкову. Фото Василия Авченко

Позже, в 2015 и 2016 годах, на полях Восточного экономического форума премьер-министр Японии Синдзо Абэ во время встреч с Президентом России Владимиром Путиным вспоминал Василия Ощепкова. После этого информационная блокада сошла на «нет»: памятные доски в Приморье и на Сахалине, съемки художественного фильма «Легенда о самбо», который вышел в прокат в 2021 году. А накануне в Комсомольске-на-Амуре на Амурском судостроительном заводе на воду был спущен паром «Василий Ощепков», который встанет на линию Ванино – Холмск. Таким образом, Василий Ощепков как бы вернется на свой родной Сахалин…

Кровавая свадьба

Один из самых важных обрядов у любой народности – свадьба. Необычной среди народов Севера она стал у чукчей. Прежде чем взять девушку в жены, молодой человек должен был отработать в доме у отца невесты – год-полтора помогать по хозяйству или пасти оленей. Если работу оценивали по достоинству, начинали готовиться к свадьбе.

Незадолго до рассвета происходил обряд «уавынрагтатгыргын» (увоз жены в дом мужа). Первым приезжал друг жениха, чтобы провести разведку – узнать, есть ли в стойбище невеста. После этого жених ехал в упряжке к дому невесты, а затем показывал свои артистические данные – пел и танцевал. После того, как он заканчивал демонстрировать свои таланты, мать невесты снаряжала ее в новую ярангу: давала куклу как символ продолжения рода и приданое. У другой яранги невесту ждала свекровь, чтобы сразу дать ей задание – девушка должна была показать, насколько хорошо умеет поддержать огонь.

Поскольку все в мире связано, не обходилось без духов и культовых животных. Лицо невесты после прохождения всех испытаний мазали кровью оленя, чтобы показать ее принадлежность к новому роду. Кровавые обряды на этом не заканчивались: новоиспеченная жена должна была измазать оленьей кровью нарты, а костный мозг рогатого положить возле яранги — на счастье. Часть оставшейся крови девушка перемешивала с золой, растирала между ладонями, а затем зажигала новый семейный очаг.

В знак обручения руки молодоженам связывали кожаным шнуром, затем завязывали им глаза и водили вокруг яранги. Это символизировало, что они смогут найти дорогу к своему жилищу даже в темноте. 

Осада невесты

У ительменов, которые живут на Камчатке и в Магаданской области, другие свадебные традиции. Молодой человек, которому нравилась девушка, как и у чукчей, помогал ее отцу невесты, но при этом старался услужить и самой избраннице. Все это нужно было, чтобы ему через какое-то время разрешили «хватать» невесту. Девушки знали об этих традициях, поэтому в знак симпатии одевались понаряднее – чем пушистие, тем лучше: на голову клали травяные парики и волосяные накладки, а рукава, воротники и подол одежды оторачивались собачьим мехом. На кафтан могли нашить кисти из тюленьей шкуры. 

Когда приходило время, отец девушки произносил: «гватей» (хватай), давая свое согласие на свадьбу. После этой команды парню нужно было поймать невесту, разрезать каменным ножом ее шнурки и ремешки на панталонах и дотронуться до интимных мест. Если девушка была против, то активно отбивалась, а на помощь ей приходили родственники. Если же «осада» заканчивалась успехом, жених в знак победы снимал с шеи свое ожерелье и клал его в панталоны невесты.

Роды на коленях

Рождение детей у малых народов не обходилось без правил и обрядов. Больше других в этом вновь отличились чукчи. У них нельзя помогать женщине при родах, иначе ждать всем гнева духов. Эта народность верила, что рождаемость регулирует верховное божество, которое ведает душами умерших и посылает их на землю для перерождения. 

Рожали женщины в одиночестве, стоя на локтях и коленях, а чтобы не привлекать внимание злых духов, старались не кричать. Если женщина соглашалась на помощь, то всю жизнь терпела насмешки, а ее муж получал прозвище «повитушный». Терпеть всеобщее презрение роженицы не хотели, поэтому все делали самостоятельно, даже пуповину перерезали сами – ножом или обломком каменного скребка для выделки шкур.

Младенца обтирали кусочком оленьей шкуры, надевали на левое запястье и левую щиколотку браслеты из заячьей и оленьей шерсти. Если у матери не хватало молока, ребенка нередко отдавали на кормление собаке, поскольку верили в целебные свойства ее молока.

Гробы на деревьях

Обряды погребения у северных народов тоже были своеобразными. Якуты, ненцы, буряты практиковали так называемое воздушное погребение – подвешивали гроб с покойником на дереве, а не закапывали в землю. Он висел там, пока не истлевал. Одни народности хоронили так всех, другие – только особо уважаемых людей.

Эвены одевали покойника в самое лучшее платье, укладывали в деревянную колоду и ставили ее на деревья или на столбы. Кровью оленей обливали гроб и деревья, ставили под ними чум умершего и его вещи. Нанайцы к пяткам клали камень, чтобы покойный не выталкивал души живых родственников. Также мертвому шили погребальный нагрудник с узором в виде кишок, чтобы душа могла дышать и питаться. Пищу и воду клали у изголовья. А в Якутии, где существовал культ коня, на дереве возле захоронения подвешивали голову и копыта коня.

Нанайцы на похороны раскладывали на улице одежду и вещи умершего, часть сжигали во время поминок, часть раздавали родным на память. Некоторые предметы одежды и быта клали в гроб. Выносили покойника через выломанный проем или через окно, а не в дверь, чтобы умерший не нашел путь домой. Могилу на родовом кладбище в форме прямоугольника копали чужие люди, а вот крышку гроба забивали родственники умершего. При чем делали это нечетным количеством гвоздей, ударяя по ним нечетное количество раз.

У коряков главным действием было разрезание живота покойнику. При этом важно было сохранить внутренности, чтобы можно было понять причину смерти. Тело сжигали, в костер складывали все вещи покойного, в основном оружие, домашний инвентарь и подарки для умерших родственников. Наблюдая за сожжением, люди ели мясо оленей, забитых покойнику, особо не горевали – вели себя вольно, соревновались в борьбе и беге. Перед уходом все обходили место сожжения против солнца, и шли, запутывая свои следы. 

Грязная традиция

В холодных и суровых условиях жизни народы севера не практиковали мытья тела. Поскольку в тундре девять месяцев в году лежит снег, а вода и летом ледяная, заниматься гигиеной у людей желания не было. Чтобы привести себя в порядок, жители стойбища собирались вокруг очага в яранге или чуме, набрасывали на себя всю имеющуюся одежду и прели. Хорошенько вспотев, они скидывают одежду и стирали друг другу кожу костяными скребками. После этого все обильно обмазывались жиром нерпы. Он создавал защитную пленку – предохранял кожу от высыхания, чрезмерного охлаждения и немного от болезнетворных бактерий.

В советские годы аборигенов начали приучать мыться с мылом в банях, однако на пользу эти процедуры не пошли – малые народы стали чаще болеть и умирать. Их организм стал более восприимчив к бактериям и вирусам, возникали сердечные приступы из-за того, что организм не привык к горячей воде.

Гостю – самое дорогое

Многие эвенкийские семьи значительную часть года кочевали по тайге в отрыве от других людей, поэтому приезд гостей всегда был праздником. Им вручали подарки, усаживали на почетное место в чуме, готовили самые вкусные блюда, а в теплое время года устраивали танцы.

После этого кто-то из гостей или хозяев начинал неспешный рассказ, который плавно перетекал в пение. Героями повествования становились люди, звери, духи. Рассказы растягивались на всю ночь, а гости оставались в чуме на несколько дней.

Высшим проявления уважения к гостю становилось предложение провести ночь с женой главы чума. Если же женщина после этого рожала ребенка, все считали это большой удачей.

Танцы с медведем

Коряки, которые живут на Камчатке, Чукотке и в Магаданской области, в основу своих обычаев и праздников положили древний миф об умирающем и воскресающем звере. Например, когда охотник возвращался домой с добычей, все обитатели стойбища выходили на торжественную встречу «гостя» — убитого животного. Одна из участниц обряда надевала звериную шкуру и исполняла старинный танец, которым просила зверя не сердиться и быть добрым к людям. Обитатели жилища, где жил охотник, готовили праздничное угощение и предлагали его «гостю». Если добычей был медведь, в его честь забивали домашнего оленя.

Важно было не только хорошо встретить зверя, но и с почетом «проводить». Для этого обитатели стойбища воспроизводили сцену охоты: один, накинув на плечи медвежью шкуру, изображал зверя, сначала сражался с охотниками, а затем прекращал борьбу, забирал приготовленный для него мешок с подарками и отдавал людям свою шкуру. Коряки верили, что от этих обрядов зависело возвращение к жизни убитых на охоте животных.