-

Традиционно воеводу отсылали на кормление, часть денег он направлял в казну, а часть (не всегда регламентированную) оставлял себе – никакой прозрачности. И если в российской истории Петр Первый устроил некоторый перерыв в этом отношении, хотя и не слишком успешно, то в Индонезии благодаря консервативной политике колонизаторов эти феодальные и полуфеодальные порядки сохранялись. В американском варианте человек утверждает себя как деловой лидер, способный зарабатывать деньги, и после этого его выдвигают на какой-либо государственный пост – или он добивается власти и стремится к обогащению, так как может в любой момент потерять должность. В этом заключается главная разница. Отсюда и предпочтение чиновничьей карьере перед карьерой предпринимателя и некоторое презрение к ней – что тоже, кстати, похоже на российские реалии. Дореволюционная история России прекрасно это иллюстрирует – дворянство свысока смотрело на буржуазию, и до 1917 года к управлению страной ее не допускали.

Когда установился военный режим (середина 60-х годов прошлого века – прим.ред.), коррупция сохранилась, но приняла более организованную форму. Например, если предприниматель пришел к генералу в Джакарте и дал ему взятку или просто назначил его директором у себя в правлении или совете директоров с соответствующей зарплатой, то он мог быть уверен, что его предприятие на отдаленном острове будет пользоваться льготами. Система работала как четкая вертикаль – генерал прикажет лейтенанту, тот исполняет приказ. С демократизацией и реформами культура коррупции несколько изменилась. Порядка стало меньше, коррупция децентрализовалась и с расширением прав местного чиновничества и резким увеличением количества местных чиновников все три вышеупомянутых явления «ушли вглубь». Плюс к этому, тридцатилетнее, в общем довольно успешное, развитие капитализма в Индонезии протекало в условиях военного режима, то есть без необходимых условий для долгосрочного развития – прозрачности, свободной конкуренции и достаточного законодательного обеспечения. В конечном счете, решение оставалось за местным генералом, полковником или лейтенантом. Отсюда углубление коррупции как способа существования и выживания.

Это очень важно, потому что это коррупция в прямом смысле. Ведь «коррупция» по-английски - это не воровство или взяточничество, а разложение или распад. И коррумпирование сознания, закладывание в него мысли, что воровать можно, сказалось на ситуации с коррупцией и до сих пор играет свою роль. И еще одно – капитал до последнего времени, да и сейчас, не слишком заинтересован в демократизации. Он больше боится населения при обострении и углублении социального неравенства, чем коррумпированного чиновника, который будет у них что-то вымогать.

Для борьбы с коррупцией необходимо максимум прозрачности, во-первых, и четкая законодательная база - во-вторых. Как говорил Ли Куан Ю (бывший премьер-министр Сингапура, архитектор реформ и один из создателей «сингапурского экономического чуда» - прим.ред.): «Мы решили сосредоточить внимание комиссии на крупных взяточниках в высших эшелонах власти. С мелкой сошкой мы намеревались бороться путем упрощения процедур принятия решений и удаления всякой двусмысленности в законах путем издания ясных и простых правил, вплоть до отмены разрешений и лицензирования в менее важных сферах общественной жизни. Так как мы столкнулись с проблемой осуждения коррупционеров в судах, мы начали постепенно ужесточать законы».

Этот процесс в Индонезии идет, но идет медленно, потому что существует большое сопротивление. Элита, которая пришла к власти, деформирована десятилетиями авторитаризма. Она привыкла приспосабливаться к власти, и когда вдруг режим рухнул, сделав очень многое для развития капитализма и экономики и для изменения личности рядового индонезийца, который стал более независимым, - наступил кризис. На элиту власть свалилась, и они знают что с ней делать – с выгодой для себя, но чтобы извлечь при этом пользу для народа – с этим ситуация обстоит куда сложнее. Каждая партия тянет одеяло на себя, а население считает что воровать все-таки можно, и культура, порождающая коррупцию, никуда не девается.

Если подвести итог, можно сказать, что изменения действительно происходят. Аресты чиновников – ситуация беспрецедентная, тем более что сейчас верхи не особенно замешаны в коррупции. Гласность и открытость неизмеримо более высоки, но всего за 24 года культуру, менталитет и психологию 240-миллионного народа (Индонезия – четвертая по населению страна в мире) изменить полностью невозможно.

Материал подготовлен на основе отчета с круглого стола НИУ ВШЭ «Культурное восприятие коррупции в Индонезии и Филиппинах».