Дальний Восток с народным оттенком 30.10.2018 11:09

Несколько тезисов к национальной программе

Не так давно полпред президента в ДФО Юрий Трутнев поручил Министерству по развитию Дальнего Востока организовать сбор мнений жителей региона, чтобы выяснить, каким они видят его развитие. Соответствующая национальная программа должна быть сформирована согласно указанию, данному президентом России Владимиром Путиным на Восточном экономическом форуме в этом году.

ЖЕЛАНИЕ ГОСУДАРСТВА

Идея «спросить у местных» достаточно нова, ведь ранее Минвостокразвития обходилось своими силами. Причины её появления не названы, но возможно, есть сомнения в полноте информации, которой пользуются министерство и его подведомственные структуры. Пока они оперируют с неким идеальным объектом под названием «Дальний Восток», с моделью, которая каким-то образом соотносится с реальной территорией, но ею не является. Поэтому инструментарий, рассчитанный из параметров идеального объекта, может не давать планируемых результатов при применении к реальному материалу с неизвестной морфологией. Попытки же игнорировать свойства материала, как показали недавние выборы, могут иметь довольно негативные последствия, способные затормозить мегапроект развития.

Начнём с того, что представления государства и населения региона о развитии последнего существенно различаются. Актуальная позиция государства по развитию региона артикулирована в ФЦП «Экономическое и социальное развитие Дальнего Востока и Байкальского региона» до 2018 года, которая ставила целью «формирование условий для ускоренного развития Дальнего Востока, превращения его в конкурентоспособный регион с диверсифицированной экономикой, в структуре которой преобладают высоко-технологичные производства с высокой добавленной стоимостью». Сведений о результатах выполнения госпрограммы пока нет, но есть все основания полагать, что запланированные показатели если и будут достигнуты, то, как и во всех предыдущих (советских и российских) программах развития макрорегиона, только формально.

Современная интерпретация целеполагания по отношению к региону такова: Дальний Восток сегодня – это плацдарм «разворота на восток» российской экономики (хотя некоторые экономисты считают этот вектор не новой парадигмой, а вынужденным шагом в условиях исчерпания возможностей наращивания экспортных доходов на европейских рынках). Основным направлением государственной политики последних 15 лет было «встраивание» России в Азиатско-тихоокеанский регион через интеграцию Дальнего Востока в экономические процессы этого региона («транснациональный ресурсный транзит», по определению академика Павла Минакира), проще говоря – создание инфраструктуры для поставок в страны Северо-восточной Азии нефти, газа, угля, леса и рыбы. На это были ориентированы проекты строительства нефте- и газопроводов, портовых терминалов и модернизация железной дороги. 

Недавнее решение правительства РФ о выделении еще 8,4 млрд руб. на развитие Дальнего Востока вполне укладываются в эту же логику: предполагается достроить мост через Амур (факт постройки моста не в Благовещенске, а в глухой тайге позволяет считать его новым каналом вывоза в КНР приамурского леса и полезных ископаемых), расширить транспортные коридоры «Приморье-1» и «Приморье-2», обеспечить развитие Игналинского ГОКа (уголь) и строительство ЦБК в Хабаровском крае, а также модернизировать Хабаровский аэропорт.

Новые проекты последних лет - «Звезда», ВНХК, НЗМУ и АГХК – свидетельствуют о смещении направления развития от транзита сырья к «вторичной индустриализации», ставке на развитие переработки, переделов и повышение добавленной стоимости производства. Тренд на наращивание транзитной инфраструктуры никуда не делся, но реализуется уже за счет ресурсов частных компаний.

Замеряется развитие по таким параметрам, как рост населения на территории и увеличение производства ВРП. Исходной посылкой для постановки задач служат сравнение состояния дел в ДФО с другими регионами России (по среднероссийским показателям) и сопоставление с соседними китайскими провинциями, результатом чего должно стать не только расширение восточно-азиатского экспорта, но и активизация местной хозяйственной жизни, сопровождаемая ростом доходов и налоговых отчислений. Подзадачами являются развитие инфраструктуры и рост внутреннего рынка за счет увеличения численности населения.

РАЗВИВАЮЩИЕ ИНСТРУМЕНТЫ

Для России встраивание в восточно-азиатский центр экономического роста затруднён низким уровнем институциональной и инфраструктурной обеспеченности дальневосточных субъектов. Поскольку возможности для интеграции предопределены географией и природными ресурсами - то есть сводятся к транзиту и поставкам сырья, - то ждать от азиатских инвесторов размещения производства в регионе и, тем более, каких-то вложений в создание его инфраструктуры не приходится. Поэтому государство формирует коллективного агента развития в лице Минвостокразвития, КРДВ, ФРДВ и других учреждений, чья задача - запустить на специально выделенных «территориях опережающего развития» (ТОР) процесс захода «инвесторов» и локализации производств. Это могут быть и российские, и иностранные компании, проекты могут быть какими угодно (кроме добычи сырья), поскольку основным показателем выступает объем вложенных средств. 

В отсутствие крупных промышленных инвесторов из-за рубежа государство привлекает в регион госкорпорации и крупный бизнес для реализации больших проектов, экономические обоснования которых не всегда очевидны. Сходные льготы могут получить и резиденты Свободного порта Владивосток. Для привлечения в регион дополнительного населения запущена процедура раздачи «дальневосточных гектаров», на которых получатели могут заниматься сельским хозяйством или туристическим бизнесом.

Практика применения ТОР как экономических анклавов, где должны концентрироваться инвестиции, уже имеет в регионе определенную историю и позволяет сделать некоторые выводы, главный из которых – отсутствие видимых экономических эффектов от применения данного инструмента. Возможно, потому что прошло слишком мало времени, а возможно - из-за применения его не совсем по назначению и без соблюдения инструкции. Проблематика особых зон хорошо описана экономистами, выделяющими четыре типа решаемых ими задач: а) привлечение прямых иностранных инвестиций, б) снижение высокого уровня безработицы, в) поддержка проводимой в стране масштабной экономической реформы и г) опробование новых стратегий и подходов развития экономики. Подобные задачи, насколько можно судить, разработчиками законов о ТОР и Свободном порте Владивосток (СПВ) не ставились. 

Исследователи также отмечают «проблему информированности», возникающую в странах с высокой политической централизацией при создании ОЭЗ: чиновники, проектируя зону с особым правовым и налоговым режимом, обычно не располагают достаточными для выполнения этой задачи знаниями о важных особенностях рынка и общества, которые могут повлиять на успех ОЭЗ. В результате, планирование ОЭЗ оказывается неудачным, а снижение налогового бремени вместо взрывного роста производства ведёт к неэффективному распределению экономической деятельности в регионе: в ТОР приходят не иностранные компании, избегающие инвестиций в условиях высоких экономических рисков, а российские бизнесмены, не находящие на национальном рынке лучшей альтернативы для увеличения прибыли.

Следствий у этого процесса несколько: во-первых, вместо планируемого прихода в ТОР производителей из Восточной Азии, которые должны были бы выпускать здесь продукцию для последующего экспорта на рынки третьих стран, мы видим в основном дальневосточные компании, работающие на местный рынок и получающие нерыночные преимущества перед коллегами, не вошедшими в ТОР. Редкие иностранные резиденты также заняты не производством на экспорт, а вхождением через ТОР на внутренний рынок региона, усиливая риски для местных производителей. Во-вторых, есть проблема мультипликативного эффекта роста экономики, который ТОРы должны производить в месте дислокации: его следует ожидать в том случае, если стратегия межрегиональной и межотраслевой кооперации окажется для резидентов выгоднее, чем специализация и конкуренция.

Пока преобладает вторая тенденция: по отзывам местных бизнесменов, крупные «якорные инвесторы» не формируют вокруг себя пул из местных подрядчиков и поставщиков, предпочитая работать со своими. Среди подрядчиков крупнейших инвесторов ТОР Приморского края - «Звезды» и «Русагро» - практически нет приморских компаний, подряды уходят уже имеющимся партнерам  корпораций. Потребности в рабочей силе также закрываются не за счет найма местных работников, а путём завоза их из других регионов (отчасти это происходит в силу отсутствия на месте кадров нужной квалификации). Не в лучшем положении оказалась и местная власть, у которой забрали территорию без гарантий роста налогов и занятости, так как в ряде случаев местный малый бизнес от соседства с ТОР не процветает, а разоряется.

Что касается «дальневосточного гектара», то упование на него, как на способ привлечения в регион населения из западной части страны, изначально не было оправданным. Современный опыт бесплатного предоставления земли (например, в Канаде) показывает, что раздача участков не является для властей средством удержания и привлечения населения. Наоборот, таким способом решается задача перехода к экономике, соответствующей меньшей населённости региона. Добавим, что в Канаде такая политика реализуется при ограничении количества участков в рамках одного муниципалитета и с тщательным отбором претендентов. 

В сельском хозяйстве сегодня наблюдается тенденция укрупнения земельных активов, что справедливо и для Дальнего Востока: желающим всерьёз заняться фермерством в зоне рискованного земледелия нужны одна-две тысячи га, а на одном гектаре можно построить разве что модную среди футурологов вертикальную ферму. Туризм в отсутствие инфраструктуры и потенциальных клиентов тоже не выглядит хорошей бизнес-идеей. Закономерно, что историй запуска бизнес-проектов приезжими - единицы, а большинство получателей составляют местные жители, у которых есть на эту землю конкретные планы и ресурсы. 

ИНТЕРЕСЫ НАСЕЛЕНИЯ

90-е годы были для Дальнего Востока периодом деиндустриализации, и к 2000-м оставшееся без контроля и поддержки государства население выстроило в освободившемся экономическом пространстве свои легальные, полулегальные и нелегальные бизнесы (или промыслы, в определении С.Г. Кордонского), связанные либо с добычей и продажей природных ресурсов, либо с трансграничными операциями, либо с сервисом. Доля предпринимателей и самозанятых, по некоторым оценкам, достигала 25% от экономически активного населения. 

Последовавшее в 2010-е возвращение государства с его масштабными инвестициями и сопутствующей армией контролёров, согласно гипотезе профессора Леонида Бляхера, для этой части населения означало слом части промыслов или снижение нормы их доходности. Классический пример - бизнес по поставкам японских автомобилей, который обеспечивал работой и приличными доходами несколько сот тысяч человек, и его разрушение усилиями государства не прошло бесследно: многими дальневосточниками оно воспринимается как внешняя непреодолимая и безликая сила, интересы которой имеют мало общего с их повседневной жизнью, и ничего хорошего от него ждать не стоит.

Для бюджетной и наёмной части населения все эффекты от индустриального и постиндустриального развития отсрочены на десятилетия, его мало волнуют геополитика и геоэкономика государства, а базовыми ценностями являются: а) выживание в предлагаемых (весьма непростых) условиях, и б) обустройство в этих же условиях максимально комфортной жизни. 

Если спросить этих людей о развитии, то они, скорее всего, скажут – это зарплаты, дороги, электричество, водопровод, пристойное жильё. Вероятно, упомянут больницы и школы. С точки зрения этого набора ценностей население пока не получает от «проектов развития» заметного улучшения качества жизни. Масштабные вложения в инфраструктуру Владивостока не стали драйвером принципиальных изменений в экономике края. Наличие газопровода не привело к газификации местного жилья. Угольные терминалы являются источниками загрязнения пляжной зоны, вызывая протесты населения в Находке, и так далее.

Вакансии на новых предприятиях, как правило, требуют специфических квалификаций, которыми местное население в массе своей не обладает – от нефтехимика до работника космодрома, такие кадры корпорации привлекают по своим сетям, либо их приходится искать по всей стране Агентству по развитию человеческого капитала. Работа попроще местным тоже не гарантирована: скажем, строителей инвесторам выгоднее завозить из-за рубежа, как это в массовом порядке происходило при сооружении объектов к саммиту АТЭС 2012 года.

ОБЩИЕ ИНТЕРЕСЫ

Итак, сложилась ситуация, в которой государство, поставив целью развитие региона, не может обеспечить его только своими силами, а бизнес не находит такую модель развития привлекательной. При этом понятно, что развитие дальневосточной экономики возможно только за счёт разделения функций между несколькими участниками: государство отвечает за инвестиции в структурные проекты (дороги, порты, энергетика), частный бизнес берётся за остальное. Вероятный выход – включить бизнес, не относящийся к госкорпорациям, в обсуждение условий, на которых он готов в мегапроекте участвовать.

Предоставленный шанс следует использовать для корректировки мегапроекта в целях повышения КПД бюджетных затрат и достижения синергии усилий государства и бизнеса. Навскидку, представляются актуальными следующие шаги. 

Нужно синхронизировать строительство инфраструктуры в ТОР с планами компаний-резидентов; провести оценку эффективности «институтов развития» и установить режим их коммуникации с местными органами власти; предоставить субъектам и муниципалитетам возможность участвовать в управлении ТОР; изменить шаблон договора о резидентстве в ТОР, внеся в него нормы о привлечении местного бизнеса к реализации «якорных» проектов. В программе «дальневосточного гектара» было бы полезно выставить фильтр для желающих его получить - например, к заявлению должны прилагаться бизнес-план и подтверждение наличия средств для запуска бизнеса. В нацпрограмму должны быть включены меры по созданию комфортной бизнес-среды. Для населения по-прежнему важны такие вещи, как доступ к коммунальным благам, транспортная мобильность и возможность получения доходов, обеспечивающих достаточное качество жизни в рамках местной экономики.

В завершение стоит сказать пару слов о важных мегатрендах. Дальний Восток оказался в ситуации «дважды догоняющего развития»: азиатские соседи бегут очень быстро, поэтому темпы роста в субъектах ДФО должны быть выше среднероссийских. При этом нужно одновременно достраивать индустрию и начинать строить пост-индустрию: считается, что обеспечить постиндустриальное развитие на неиндустриализированной территории невозможно (правда, жители Саха-Якутии с этим не согласны, и, не дождавшись моста через Лену, строят на вечной мерзлоте IT-технопарк). 

Здесь уместно вспомнить тезис Петра Щедровицкого, высказанный им в лекциях о системах разделения труда (СРТ) во Владивостоке в июле этого года: он охарактеризовал ТОР и СПВ как места горизонтальных СРТ (то есть цепочек создания продукции), стратегия создания которых не коррелирует со стратегией создания вертикальных СРТ (цепочек создания знаний) в АТР - так называемых «знаниевых кластеров». Пока что единственный кластер такого рода планируется создать на острове Русский, и для Дальнего Востока это шанс интегрироваться в инфраструктуры «третьей промышленной революции» в АТР, поэтому в его проектирование должны включаться местные игроки (ДВО РАН, ДВФУ, дальневосточные высокотехнологичные компании). Иначе регион рискует застрять в позиции поставщика сырья и локальной промплощадки, занятой производствами, размещение которых слабо связано с географическими и экономическими характеристиками территории.
Лев Коломыц Теги: