«Желтая угроза»: про что и откуда? 28.03.2018 02:07

Леонид Бляхер о главном мифе-страшилке Дальнего Востока. Очерк первый

Тема «желтой угрозы», «ползучей экспансии», «китайского захвата» уже почти тридцать лет не сходит со страниц российской прессы. Пересказываются и обсуждаются «страшные истории» о китайцах, полностью заполонивших Иркутск, Хабаровск, Владивосток, Благовещенск. Официальные цифры присутствия китайских граждан на территории России, которые никогда не превышали 50000 человек (а чаще были ниже – в пределах 35 тысяч) объявляются ложными. О миллионах китайцев пишут центральные издания и даже некоторые маргинальные издания в регионах, непосредственно граничащих с КНР. И даже теснейшие контакты на высшем уровне между нашей страной и Китаем оказываются не способными хоть как-то сбить накал споров о том, нас уже захватили или еще только захватывают. Правда, достаточно четко прослеживается закономерность: чем дальше от КНР проживает автор очередной статьи, тем больше, по его мнению, проживает в РФ китайцев, тем реальнее, на его взгляд, угроза захвата. В чем же причина такой устойчивости представлений о «желтой угрозе»? Попробуем разобраться, обратившись к не такой уж давней истории.

О «желтой угрозе» заговорили давно, более столетия назад. Впрочем, речь тогда шла не о китайской, а о японской угрозе. Активное освоение Приамурья и Приморья, строительство КВЖД, которая должна была «втянуть» Северный Китай в орбиту России, наткнулись на сопротивление набирающей силы Японской империи. Вылившееся в русско-японскую войну противостояние с Японией и дало толчок появлению представления об угрозе с востока, «желтой опасности». Последствием его стали многочисленные выселения этнических японцев, десятилетиями проживающих на территории Приамурского и Восточно-Сибирского генерал-губернаторств. Причем, «местное начальство» прилагало все силы, чтобы изгнание проходило максимально мягко, а каких-то особенно «полезных» японцев и вовсе миновало. Но в высоких кабинетах были непреклонны: при всех перипетиях советско-японских отношений представление о Японии как об основном восточном конкуренте  сохранялось вплоть до конца 50-х годов. С этого времени на место «желтой угрозы» выдвигается Китайская народная республика («маоистский Китай»).

Оборонный кулак (Краснознаменный дальневосточный военный округ), создаваемый с 30-х годов, теперь полностью ориентирован на новую угрозу (пожалуй, только на Камчатке и Сахалине «поминались» и иные варианты «вероятного противника»). Важно отметить, что в период гражданской войны и последующих крестьянских восстаний, продолжавшихся до начала 30-х годов, население прежней «Восточной окраины» империи  сократилось едва не в половину. Внезапно опустевший регион заселялся совсем другими людьми. Прежде всего, это были военные,  численность которых в иные годы доходила до 10% населения региона. Еще больше было рабочих предприятий ВПК.  В целом «на оборону» работала большая часть жителей. Причем, достаточно четко объяснялось, что оборонять рубежи нашей Родины нужно именно от китайцев. В том, чтобы быть «форпостом страны на востоке», дальневосточники видели свою высокую миссию. Это давало силы справляться с неустроенностью, крайне слабым развитием социальной инфраструктуры, которую не компенсировали ни «северные надбавки», ни «московское снабжение».

В начале 90-х ситуация изменилась радикально. Новое мышление (был такой мем в годы горбачевской перестройки) резко поубавило число врагов. В новых условиях содержать гигантский региональный ВПК (чаще всего, фантастически убыточный), огромные массы войск стало накладно. Заводы сокращали рабочих, расформировывались военные части. Начался массовый отток населения. Оставшиеся жители принялись выживать. Люди хотят жить, и медицина здесь почти бессильна. Одним из важнейших ресурсов выживания оказалась приграничная торговля. Города, расположенные вдоль границы (а это - самое населенное пространство региона), заполнились стихийными рынками, где китайские торговцы и их российские коллеги торговали китайскими товарами. Самыми разными: от продуктов питания до одежды и бытовой техники. Да, с качеством там было не очень. Зато цена радовала. В китайскую же сторону границы шли комбайны и лес, рыба и охотничьи трофеи.

При всем том, что без этого подспорья большая часть оставшегося населения просто бы не выжила, появление китайцев (тех самых, от которых мы защищаем Родину) вызывало к жизни массовую истерическую реакцию: они уже здесь! «Москва» нас предала, а китайцы УЖЕ захватили. Вот же они, как живые - по улицам ходят, разговаривают на своем непонятном языке да еще и заигрывают с нашими девушками. Словом, все пропало. О сотнях тысяч китайцев на Дальнем Востоке России, об их коварных планах по захвату всего и вся не писал тогда в регионе только ленивый.

Но продолжалось это не очень долго. Уже к середине 90-х годов приграничный Китай начинает активно осваиваться дальневосточниками. Китайцы становятся привычным, не вызывающим каких-либо эмоций элементом городской среды.  Страх уходит. Но тема «китайской угрозы» не исчезает. Правда, функция ее существенно меняется. Если в начале 90-х это - реальный страх большинства жителей региона, тема, которую обсуждают в очередях и на кухнях, то во второй половине десятилетия она перемещается в выступления официальных лиц.

Конечно, руководители региона тех лет (как и все жители) болезненно переживали крушение идеи «форпоста», разрушение ценностей их молодости. Но дело не только в этом. После расстрела Верховного совета в 1993-м году одним из важных элементов выстраивания отношений «центр-регион» стало продуцирование «региональных страшилок». Тот, кто лучше всех смог испугать центр, получал максимальную свободу внутри региона, максимальный объем преференций. Лучше всех это получилось у Татарстана, выторговавшего себе гигантский объем суверенитета, и некоторых других национальных республик в составе Российской Федерации. Хуже всех это получилось у русских областей европейской части страны.

Дальневосточные страшилки и были связаны с китайцами, которые вот-вот нас захватят. Логика проста: регион беден, наводнен китайцами. Столичным бизнес-группам и политическим союзам здесь делать просто нечего. И, кроме того, китайская угроза постоянно нарастает. Показательно, что вполне спокойно относящийся к вопросам веры губернатор Хабаровского края все время своего правления активно строил православные храмы, «чтобы китайцам видно было». Соответственно, в глазах федеральной власти местный лидер становится тем, кто способен остановить (договориться, задержать)  китайцев, а в глазах местных жителей (главным образом, местного бизнеса) он выступает защитником «от Москвы».

«Китайская тема» оказалась вполне успешной. Ее эффект усиливался тем, что промышленный взлет в регионе после кризиса 1998-го года привел к появлению на Дальнем Востоке значительного числа временных рабочих из Китая. Строительный комплекс и коммунальное хозяйство, фермеры и владельцы небольших предприятий охотно брали на работу трудолюбивых и не особенно требовательных китайских «отходников». Но раз китайцев много, то и угроза есть, тем более, что образ «форпоста» продолжает в регионе подспудно существовать. Об этом пишут не только журналисты, но и исследователи.

К концу 90-х годов  эхо дальневосточных страшилок доносится до столиц, сливаясь там с общей ксенофобской риторикой, подкрепляя ее. Только вот все меньшее число дальневосточников поддерживало идею о «желтой угрозе», активно осваивая уже не только приграничные Суйфэньхе и Хейхе, но и Далянь, Харбин, Шанхай и Гонконг. Отдых в Китае постепенно становится основным видом бюджетного отпуска для средних по доходам слоев населения. Дальневосточники приезжали в Китай не только отдыхать, но и работать, а китайских коллег принимали у себя. Формировались устойчивые и успешные «схемы» российско-китайского делового сотрудничества. Но из столиц неслось другое: страшная китайская угроза. Теперь уже местным журналистам, общественникам, исследователям приходилось объяснять, что в действительности все не так, как на самом деле.

Но в том-то и состоит магия мифа, что он абсолютно безразличен к фактам. Вы приводите данные соответствующих служб? Ну кто же верит официальным данным! Вы опираетесь на Ваш опыт жизни в регионе? Да что Вы говорите? Я там был и видел много китайцев... Даже  официальная дружба между нашими государствами почти никак не повлияла на популярность мифа за пределами региона. Пожалуй, единственный период, когда миф действительно пошатнулся, был период кризиса 2008-го года, когда китайцы стали покидать регион в массовом порядке. Китайских гастарбайтеров сменили центральноазиатские работники. Потихоньку стал уходить и китайский бизнес. Конечно, не весь, конечно, не полностью. Но китайцев стало намного меньше. «Дома» они зарабатывали больше и проще.   

Шум затих, но ненадолго. В последние годы он вновь всплыл в связи с темой «китайских фермеров» и «китайских туристов». О них мы и порассуждаем в следующем очерке.
Леонид Бляхер Теги: