Новый документ, разработанный для ДФО, попал под огонь критики экспертов, хотя большинство не отрицает полезности ее мероприятий
Дальневосточные экономисты с разной степенью скептицизма приняли «Национальную программу социально-экономического развития Дальнего Востока на период до 2024 года и на перспективу до 2035 года». Редакция EastRussia запросила комментарии по широкому пулу экспертов в ДФО, однако собранные отклики показали достаточно небольшую палитру мнений. Одни считают, что документ не учитывает реалии и устарел, другие вообще не видят практического смысла и пользы у программы.
В конце сентября своим распоряжением 127-страничную программу утвердил председатель правительства России Михаил Мишустин. Цель программы — обеспечение темпов экономического роста и показателей экономического развития Дальнего Востока, превышающих среднее значение по стране. Как считает правительство, реализация этой цели возможна за счет «значительного наращивания частных инвестиций в новые производства с высокой добавленной стоимостью, модернизацию предприятий обрабатывающей промышленности, транспортный и строительный комплекс макрорегиона». При этом госинвестиций должны направляться в «магистральную, трансграничную, обеспечивающую и социальную инфраструктуры за счет значительного наращивания несырьевого экспорта и повышения производительности труда».
Реализовать программу планируется в три этапа: 2020-24, 2025-30, 2031-35 годы. По каждому из них планируется утвердить план мероприятий. Всего в экономике Дальнего Востока до 2035 года должно быть создано не менее 450 тыс. новых рабочих мест, во всех удаленных населенных пунктах — обеспечена авиационная доступность (будет реконструировано 40 аэропортов) и подключение к интернету. В каждом из 11 регионов ДФО предусмотрено создание новых туристических кластеров. Акцент в программе сделан на строительстве новых школ, детских садов, больниц и объектов культуры.
«Национальная программа развития Дальнего Востока разработана при непосредственном участии дальневосточников, — приводит слова вице-премьера — полпреда президента в ДФО Юрия Трутнева пресс-служба Минвостокразвития России. — От них поступило 16 518 предложений, лучшие вошли в нацпрограмму. Всего в ее создании приняло участие около 230 тыс. человек. Были пересмотрены и откорректированы в сторону внимания к Дальнему Востоку национальные проекты, определено, какие мероприятия проведет каждое министерство. Создан масштабный документ. Его цель — сделать так, чтобы жизнь на Дальнем Востоке стала лучше».
ЭКСПЕРТНАЯ ДИСТАНЦИЯ
«Программа не прошла экспертное обсуждение. Дальневосточных экономистов не спрашивали, как мы видим развитие региона. Для начала я бы хотел беспристрастного, честного анализа предыдущих программ. Надо понять, куда ушли деньги; как поступают к нам иностранные инвестиции; реализуются не только производственные, но и социальные проекты; растет численность не только временного, но и постоянного населения», — рассказал EastRussia доктор экономических наук, профессор ВГУЭС Александр Латкин.
Экономист входил в число разработчиков первой программы развития производительных сил Дальнего Востока, был одним из авторов программы комплексного развития города Владивостока («Большой Владивосток»), занимался анализом эффективности ТОСЭР и режима Свободного порта Владивосток.
Как считает Латкин, причина того, что прежние программы развития ДФО не удались, ясны, а нынешняя не лучше. Во-первых, отсутствует объективный анализ исходных предпосылок, условий и проблем становления экономики Дальнего Востока. Во-вторых, нет скоординированной идеологии разработки программы, учитывающей кардинальные изменения материального, социального, морально-психологического состояния и демографического потенциала региона при устойчивой ориентации к достижению ценностей соседних стран. Отсутствует прозрачность оценки худшего положения жителей Дальнего Востока по сравнению с соседними государствами.
«Читали программу, ничего хорошего в ней не нашли, — утверждает ведущий научный сотрудник Тихоокеанского института географии ДВО РАН, кандидат экономических наук Юрий Авдеев. — Все предыдущие не были выполнены. В 1987 году программа была написана по результатам поездки генерального секретаря КПСС Михаила Горбачева на Дальний Восток. Разрабатывалась она с участием огромного количества ученых, отраслевых институтов, на солидной научной основе. Программа та закончилось с перестройкой и раздачей суверенитетов. В последующих программах не было четко прописанной долгосрочной цели и всего, что из этого следует».
С 1987 года нынешняя программа — уже десятая по счету, причем, первая была рассчитана до 2020 года. Но ни одна из программ поставленных целей не достигла, отметил эксперт.
Научный руководитель института экономических исследований ДВО РАН Павел Минакир отмечает, что если говорить о предыдущей программе развития Дальнего Востока (на 2014-2025 годы), как и о нынешней, то по качеству заложенных идей и проработки они слабые.
«Для достижения результата нужно отовсюду собрать ресурсы в кулак, централизованно ими управлять, направлять на задачи, способствующие достижению поставленной цели. Средства на программу выделяются не по принципу "как обычно, или чуть больше" — действительно, мобилизуются отовсюду, где можно и нельзя, что-то в бюджетах урезается. Эти действия — как подготовка к прорыву фронта врага на войне. Чтобы добиться победы, цель должна быть предельно ясна, одновременно решаемых задач — мало. Таковым признакам в какой-то степени соответствовала программа 1987 года, рассчитанная до 2000 года. Но когда денег не стало, ее прекратили выполнять. Программа 1996 года, по сути, была той же, что и в 1987 году, только в редакции, учитывающей новые обстоятельства. Следующая возникла в 2002», — объясняет экперт.
Павел Минакир отмечает, что это не программы, а, по сути, нормативно-правовые документы.
«В них прописаны правильные слова и лозунги, выделяется чуть-чуть денег. Причем, средства идут не на достижение цели, а на конкретные инвестиционные проекты, которые непонятно, как с целью связаны. Сами по себе инвестпроекты (электрификация железной дороги, строительство моста и т. д.) могут быть очень важными и нужными, но они реализуются независимо от программы. Принимались, как правило, эти программы на пять лет, чего на серьезную работу мало», — считает эксперт.
Директор Дальневосточного регионального учебно-методического центра Анвир Фаткулин заявил, что у него складывается впечатление, что программа не имеет своей целью развитие Дальнего Востока, она фрагментарна. Прописаны крупные проекты, а также разные мелкие штрихи, вроде строительства школ, есть несколько мероприятий, которые содействуют развитию образования.
Отсутствие вовлеченности в подготовку Нацпрограммы – тезис, который звучал неоднократно в ответах экспертов EastRussia. Набор мероприятий собирался с учетом широкого опроса населения и представляет очень широкую панораму действий, от точечных решений в муниципалитетах до крупных межрегиональных проектов. Да и, собственно, вопросов к составу мероприятий принципиально у экспертов не возникло. Противоречивые вопросы вызывает скорее статус самого документа: с одной стороны, чем он выше, тем более исполнимыми являются записанные в него мероприятия. С другой стороны, статус национальной программы требует стратегической «надстройки» документа и единства лидеров мнений в оценках, подходах и прогнозах.
«Единства понимания стратегических подходов в экспертной среде нет, мнения очень полярны, аргументов море, компромиссная позиция, которая бы устроила всех, вряд ли возможна, — замечает один из экспертов. — По сути, обратившись напрямую к жителям с запросом на конкретные мероприятия, разработчики программы "перешагнули" через экспертную панель, ушли от сложных дискуссий и предложили сразу перейти к конкретным действиям. Позиция выигрышна для действия, но она не защищена от справедливых упреков, которые посыпались на разработчиков со стороны научного и экспертного сообщества, которое привыкло к другой парадигме принятия решений».
ВЕРИТЬ ИЛИ НЕ ВЕРИТЬ?
«Национальную программу-2020 делали настоящие профессионалы, однако, под определенную задачу, — считает директор Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН Виктор Ларин. — Документ написан в интересах крупных корпораций, крупного бизнеса, который заинтересован отнюдь не в развитии Дальнего Востока, а в колониальном использовании его ресурсов. Обратите внимание, в какой ипостаси выступают дальневосточники, не более, как "трудовой ресурс"».
Прошло уже восемь лет после Саммита АТЭС, указывает Юрий Авдеев. Если перечислить, что сделано на Дальнем Востоке, то действительно много всего: мостов, университетов, дорог, театров. Тем не менее, люди («трудовой ресурс») уезжают. В советский период население Дальнего Востока постоянно росло, однако с 1990 года неуклонно падает. Дело в хозяйственной специализации, считает ученый. В ходе индустриального развития люди охотно ехали в регион. Когда был принят курс на вывоз сырья за рубеж, население стало попросту «лишним». Возможно, первым вопросом национальной программы развития Дальнего Востока должен быть переход к новой индустриализации.
«Почти 97% поселений, как указано в программе — малые, насчитывают до 20 тыс. жителей. По мнению авторов программы, достаточно построить там социальную инфраструктуру, чтобы людям жилось лучше. Все намного сложнее, — отмечает Авдеев. — В маленьких поселочках невозможно добиться такого уровня разделения труда и производительности, который бы в принципе позволил конкурентно выступать на внешнем рынке. Всего населения, что есть, действительно, хватит только на сырьевую отрасль. А она зависит от конъюнктуры, добавленная стоимость — низкая. Для того, чтобы достичь высокого уровня производительности, численность населения ДФО надо увеличить в два-три раза. Не решаются вопросы демографии, пространственной организации, проблемы того, с какими продуктами мы выходим на внешний рынок и собираемся "интегрироваться в АТЭС". Такие вопросы в программе не стоят, только "мы построим то и это". Во-первых, за какой счет? Деньги нужно заработать, а потом на них строить. В то, что всю инфраструктуру для нас возведут федеральные власти, не верю».
Ранее глава Минвостокразвития Александр Козлов отмечал, что главный принцип, который применен в национальной программе — это доступность. По его словам, для этого введены критерии к каждому населенному пункту, взятые из нормативной базы министерств.
«Например, по здравоохранению. В поселении где живет не более одной тыс. человек должен быть ФАП. А в населенном пункте до двух тыс. — уже и ФАП, и отделение общей врачебной практики, и доступность не более двух недель к специализированной помощи, например, к врачу-онкологу. И по такому принципу сформированы все категории населенных пунктов по отраслям. Всего на Дальнем Востоке 1 834 населенных пункта. Из них в 1 614 живут менее пяти тыс. человек. То есть обеспечив население, согласно критериям, всем необходимым — мы добьемся решения целей указа (указа президента РФ № 427 «О мерах по социально-экономическому развитию Дальнего Востока, – прим. EastRussia), — объяснял министр.
«Если в поселке живут люди и государство может построить в поселок дорогу и создать для людей комфорт — зачем обосновывать это невероятными социально-экономическими исследованиями, миссией России в АТР, геополитикой, стратегией и проч. Люди живут, государство может, значит, дорога должна быть. И надо верить в то, что она будет. Иначе, если не верить — то кому она нужна?», — отметил один из опрошенных EastRussia экспертов.
НИ СВЕРХЗАДАЧ, НИ СВЕРХРЕСУРСОВ
Павел Минакир отмечает, что не стоит серьезно обсуждать программу, поскольку она является продуктом бюрократической офисной работы. Даже самим министрам не интересно, что там написано.
«Какие-то чиновники вводят санкции, какие-то — создают программы. К реальной жизни это ни малейшего отношения не имеет, — говорит академик Минакир. — В программе не может быть чудесных рецептов. Хотя в любом таком документе прописано и то, что действительно будет сделано, это должно быть заложено в планы, чисто утилитарная задача (программный подход в бюджетировании средств). Существуют ли у программы высокие цели? Каждая настоящая программа уникальна и шансов на реализации каждой программы — как в бизнесе. Но чудес нет. Если экономика региона сегодня находится в точке А, то к 2024-му в лучшем случае передвинется в точку Б, но точки Я никаким образом не достигнет. А в нынешней программе ресурсы выделяются обычные, прорывных идей не видно, сверхзадач никто и не ставит».
Как обрисовывает ученый, указаная перспектива 2030-35 годов — это просто хороший тон в области госуправления. 2024 год — срок действия нынешнего президента. Во всем мире программы принимаются под электоральные циклы.
«Хотел бы отметить, что в России великое количество отраслевых, функциональных, региональных программ и проектов, — продолжает Павел Минакир. — В национальных проектах тоже свои программы. Пишут примерно об одном и том же, различаются объект и масштабы. Почему названия меняются, хотя суть одна и та же? Моветоном считается из года в год порождать одни и те же программы. Никак, значит, не можете справиться с программой, раз повторяете? Кто же вам деньги будет давать? Следовательно, повторяем, но все же под другими названиями. В 1987 году была "государственная долговременная", потом — "президентская", потом — "федеральная целевая", затем "государственная", теперь "национальная". Это же все новое качество».
Эксперт отмечает, что чиновники ориентируются на президента, но со своими интересами.
«Раз президент говорит про опережающее развитие ДФО, надо заложить что-нибудь простое и понятное, для самих же чиновников — к примеру, темпы роста ВРП. Если в среднем по России 3%, пускай на Дальнем Востоке будет 6%. Чтобы получить темпы роста в 6%, нужны инвестиции не в 7% от общероссийского объема вкладывать, а 20%. Только куда их направлять? В строительство железной дороги из Владивостока на Северный Полюс? Построить ее можно один раз, а дальше?», — отмечает Минакир.
ПЕРВАЯ ПРОГРАММА — МАКСИМУМ СВОБОДЫ
Академик Минакир видит выход в возрождении экономической инициативы местных жителей.
«Значение имеет реальная мысль, основанная на реальных фактах. Зачем нам эти программы? Разве ДФО сейчас не развивается, а завтра вымрет? Какие-то темпы роста экономика показывает, порты забиты, уголь вывозится. Вообще, это изнурительная задача — разобраться, что понимается под «социально-экономическим развитием Дальнего Востока». В России пишут программы: Саша идет туда, Ваня оттуда, а Петя несет тяжелую ношу. Когда они сойдутся, наступит счастье. Да они помрут, прежде чем дойдут до назначенной точки», — объясняет эксперт.
Рост, говоря научным языком, возникает из эндогенных факторов социально-экономической системы, которая сама себе ставит задачи и получает пользу.
«Отчеты бюрократы в любом случае напишут. Если не выполнят, то по объективным обстоятельствам: "пандемия", "против нас ввели санкции". Повод, поверьте, всегда найдется. И сочинят другую программу», — считает академик. — В США не было государственной программы по развитию тихоокеанского побережья. Зато старатели мыли золото в Калифорнии, кто-то строил порты, фабрики, чтобы обслуживать золотодобытчиков. Люди зарабатывали деньги, государство просто им не мешало, охраняло армией и полицией».
Эксперт также приводит «родной» пример. В 1922 году Дальний Восток вышел из Гражданской войны в полной разрухе. Первая программа была тогда у большевиков. Идей никаких, денег тоже, управлять гигантской территорией, где такие разные условия, от Чукотки до Приморья — ресурсов нет. Дали карт-бланш местным – «делайте, что хотите». Все полученные доходы используйте на развитие экономики, борьбу с нищетой, здравоохранение, образование, на что угодно. Бюджеты вам утвердим, но денег дать не сможем, ищите сами.
«Дальневосточники искали, развивали торговлю, частный бизнес, брали кредиты, отдавали ресурсы в концессию. К 1927 году, за пять лет, превзошли уровень довоенного, 1913-го. Без всяких призывов высоких начальников. Люди понимали — нам здесь жить».
Константин Михайлов