- Вячеслав Анатольевич, 11 лет назад Вы возглавляли не только Республику Саха (Якутия), но и рабочую группу Госсовета, который впервые в пореформенной России попытался выработать целостную стратегию развития северных территорий РФ на несколько десятилетий вперед. Споры шли отчаянные. Какие из прежних идей себя оправдали, а о чем пришлось забыть?
- В 2004 году вопрос стоял принципиально: о развитии всего Арктического региона, о его роли и значении для России. В то время только-только вообще заговорили не просто о «комплексах мер», а о долгосрочных стратегиях развития огромных территорий – Сибири, Дальнего Востока, приполярных районов. В общем, как говорят, «СеверОв», составляющих большую часть нашей географической карты. В какой-то степени наш тогдашний доклад был «пробой сил» - но достаточно успешной. По мотивам идей, которые звучали тогда на заседаниях рабочей группы и самого Госсовета, был принят целый ряд решений, позволивших смягчить остроту наиболее серьезных проблем.
Например, за эти годы удалось откорректировать ряд законов о коренных и малочисленных народах Севера, положения которых касались хозяйственной деятельности, традиционных промыслов, территорий с особым порядком природопользования. Был введен специальный налоговый режим для ряда отраслей на Севере, и это позволило интенсифицировать освоение нефтегазоносных районов Восточной Сибири и Крайнего Севера.
-В то время активно обсуждался и вопрос об особых экономических зонах. Сейчас к этой идее вернулись, планируя создать на Дальнем Востоке ТОРы – территории опережающего развития. Как Вы считаете, дадут ли они эффект?
- И в Советском Союзе, и во множестве других государств такая практика уже давно применялась и применяется. Для решения каких-то важных социально-экономических, научно-технических или оборонных задач на отдельных территориях создавали «особые условия» деятельности предприятий, жизни и работы людей.
В новейшей истории России организация особых экономических зон началась после принятия специального федерального закона о них в середине прошедшего десятилетия. Сейчас уже есть некоторый опыт их работы. Прямо скажем, что, несмотря на бодрые отчеты отвечающих за это направление правительственных и околоправительственных структур, ощутимых результатов нет. В стране создан ряд особых экономических зон разных типов, а реально работающих из них всего несколько. Да и на те никак нельзя указать как на значимые примеры успеха. Это в целом по стране, а на Дальнем Востоке – полный провал. Здесь нет ни одной особой экономической зоны, ни неудачной, ни успешной! (Выношу за скобки Магаданскую – это зона, созданная на основании индивидуального закона, не попадающая под стандарты федерального закона об особых экономических зонах). Почему?
Ответ начну с вопроса принципиальной важности. В Российской Федерации, как, впрочем, и в любой другой стране, существует ярко выраженная неравномерность в социально-экономическом развитии ее макрорегионов. Казалось бы, инструменты, стимулирующие развитие, при этих обстоятельствах должны в первую очередь прорабатываться и реализовываться для отстающих по тем или иным причинам территорий. Однако, как и во всем остальном, в случае особых экономических зон это было далеко не так. Дальний Восток – самый депрессивный макрорегион страны, вынужден был, наряду со всеми, участвовать в стандартных конкурсах на право организации этих зон. Около 40 раз дальневосточные субъекты Федерации участвовали в них и всякий раз проигрывали. И понятно почему: они априори не могут быть конкурентами, находящимся в более выгодных экономико-географических и природно-климатических условиях регионам. В результате – более сильные субъекты Федерации становятся еще сильней, приобретая новые институты развития, а особые экономические зоны из механизма выравнивания превращаются в свой антипод, усугубляя территориальные диспропорции в государстве. Все это является прямым следствием отсутствия на уровне Правительства России стратегических подходов к пространственному развитию страны, оптимизации территориального и отраслевого размещения производительных сил, регулированию демографических и миграционных процессов. Система долгосрочного планирования, основанная на учете закономерностей мировых экономических циклов, содержания главных тенденций развития науки, техники и технологий, макроэкономических балансов и индикаторов должна быть воссоздана в стране. В том числе в пространственном измерении, что сейчас особенно важно в непросто складывающейся геополитической ситуации.
Конечно, помимо общей, были и специфические для Дальнего Востока причины того, почему здесь не были созданы особые экономические зоны: ограничения в видах деятельности и территорий зон, сложность системы управления и некоторые другие.
- Да, законы о них почти совпадают текстуально. А в чем же тогда привлекательность ТОРов для Дальнего Востока по сравнению со стандартными российскими особыми экономическими зонами? Не попадет ли снаряд в ту же воронку?
- Уверен, что нет. Посудите сами. В новом законе территории опережающего развития создаются не на конкурентной, а на инициативной проектной основе. Проект разрабатывается по определенным стандартам и процедурам совместно Минвостокразвития России, субъектом Федерации, заинтересованными муниципалитетами и инвесторами, а утверждается федеральным Правительством. Это открывает новые возможности для местных инициатив, использования географических, природных, ресурсных, климатических особенностей и «изюминок» территорий, традиций и навыков жителей Дальнего Востока.
Немаловажно и то, что управление вновь созданным ТОРом будет осуществляться не далекими московскими структурами, как это делается сейчас в случае особых экономических зон, а совместно федеральными, региональными и муниципальными властями.
Сняты и ограничения по размерам территорий зон, которые теперь определяются проектом. Это особенно важно для регионов Крайнего Севера, где взаимосвязанные производства могут находиться на значительном удалении друг от друга.
В ТОРах могут располагаться объекты жилья и соцкультбыта, что запрещено в особых экономических зонах. Понятно, насколько это нужно для Дальнего Востока, с его крайне низкой плотностью населения. Ведь появляется возможность привлечь для работы не только жителей муниципалитета, где расположен ТОР, но и других населенных пунктов субъекта Федерации.
В общем, новые и хорошие возможности есть. Теперь дело за инициативой и энергией дальневосточников.
- В ходе разработки и обсуждения федерального закона о территориях опережающего развития Вы активно поддерживали его принятие. В то же время ряд депутатов Госдумы, сенаторов и экспертов, высказывали свои сомнения по поводу некоторых его положений. Вы остаетесь уверенным в том, что этот закон будет хорошо работать на благо Дальнего Востока?
- На мой взгляд, в ходе практической работы по созданию ТОРов необходимо особое внимание уделять двум вопросам.
Второй вопрос заключается в необходимости жестко контролировать движение рабочей силы на территориях опережающего развития. Нельзя допустить, чтобы создаваемые в ТОРах объекты жилья и соцкультбыта использовались в основном для привлечения работников из-за рубежа. Если иностранные резиденты территорий практически освобождены от налогов, пользуются упрощенными таможенными процедурами да еще используют и собственные трудовые ресурсы, то в чем тогда для нас смысл создания ТОРов? Поставлять туда сырье? Но торговать им мы и так умеем. Для отчета в статистике, что что-то в России произвели? Но по сути дела - это фикция. Вот почему законом предусмотрена самая активная роль местных органов власти в регулировании использования рабочей силы на территориях опережающего развития, имея ввиду абсолютный приоритет собственных трудовых ресурсов.
Таким образом, необходимые механизмы противодействия потенциальным рискам при создании ТОРов в законе заложены. Как это реально будет работать – покажет практика. Надо двигаться вперед.
Текст: Екатерина Добрынина