«Разумная политика государственной поддержки может превратить суровые условия Сибири и Дальнего Востока в достоинства»

– Арнольд Кириллович, у вас недавно вышла книга, где вы подробно останавливаетесь на аспектах политической географии стран Северной Азии – и России в первую очередь. Особая глава – о Столыпине и его реформах. О Столыпине, кстати, недавно заговорили, когда появилась идея раздавать людям земли на Дальнем Востоке. Как вы сами относитесь к этой идее? Достойна ли она называться преемницей столыпинской реформы?

– Резко отрицательно оцениваю эту идею. Жаль, что это предложение поспешно предложили на подпись и заручились одобрением первых лиц государства. Ничем хорошим, кроме подрыва авторитета власти, осуществление подобных прожектов не обернется. Это некий нонсенс, карикатура на идеи великого Петра Столыпина. А вот его опыт нашим реформаторам стоило бы изучить очень и очень внимательно.

Столыпин смог действительно сдвинуть с мертвой точки экономические процессы, действуя в жесточайшей борьбе с властными персонами и трагическими обстоятельствами. Плоды столыпинских реформ не удалось полностью свести на нет даже пришедшим после него большевикам и их преемникам. В книге я цитирую статью Александра Яковлева, одного из идеологов перестроечных реформ. Он вспоминает, как во время событий на Даманском беседовал со старожилами тех мест, и они объясняли: Столыпина мы любим. Он дал нам землю. А советская власть ее отняла. Вот поэтому мы ее и не любим…

– А какие меры вы считаете самыми важными первыми шагами?

– Если говорить о сельском хозяйстве, то разумная политика государственной поддержки может превратить суровые условия Сибири и Дальнего Востока в достоинства. Например, в аграрной политике стран Европы с 1975 года действует система финансовой поддержки регионов с неблагоприятными природно-климатическими условиями. Если фермеры используют природную площадь таких земель не менее пяти лет и при этом применяют экологически безопасные технологии, им выделяют компенсацию (до 200 евро на гектар). В 1995 году подписано соглашение, по которому члены ВТО обязаны гарантировать качество агропродовольственной продукции, имеющей особую маркировку географического происхождения (пармская ветчина, ирландский виски, шампанские вина и пр.) А у нас в Сибири и на Дальнем Востоке из-за финансовых, экологических и прочих причин в хозяйстве очень мало используются генномодифицированные корма и химические удобрения. Есть и знаменитые «бренды» – северная рыба, икра, продукты переработки оленины и многое другое. То самое органическое продовольствие, те самые продукты «географического происхождения», за которые потребители готовы сейчас платить намного больше, чем за масс-фуд. То же относится и к чистейшей, уникальной байкальской воде. Она вообще может оказаться нашим бесценным капиталом на самом населенном азиатском континенте, где водный кризис грозит стать намного актуальнее финансового или нефтяного. Этими возможностями нужно грамотно воспользоваться. Но другое дело, что требуется агрессивный маркетинг продукции, перемены в законодательстве, предоставление новых прав местным и региональным властям, а бизнесу – льгот и возможностей… И если авиазавод, по большому счету, неважно, где строить, сельское хозяйство требует иных подходов. В Бурятии такие программы на региональном уровне уже существуют – например, в развитии малых сел и фермерских хозяйств. Но это капля в море.

Такие же подходы возможны к многим другим аспектам жизни восточных регионов России. Практически в любой сфере нужно начинать с главного – с людей, с того, чтобы их жизнь была как можно более комфортной. Надо всеми силами привязывать их к земле, на которой они живут. Делать привлекательным то, что с собой не увезешь – увеличивать зарплаты, продавать жителям этих территорий бензин для личных нужд дешевле в полтора-два раза, вводить еще какие-то льготы. Строить дороги и научные центры, открывать школы или университеты, театры, библиотеки.

– Но ведь на Востоке и без того не чистое поле. Крупные города, мощные заводы, БАМ и Транссиб, научные центры…

В 1943-м году создается Российская академия образования, в 1945-ом по указанию Сталина в Новосибирске открывается крупнейший театр оперы и балета, в 1949-ом такой же театр строят в Улан-Удэ пленные японцы. Сталину было глубоко плевать на мнение общественности, народ для него был не указ. Но он понимал, что когда война кончится, людей надо чем-то объединять и поднимать. Новая эпоха – 1957-ой год. Малограмотный Хрущев создает Сибирское отделение Академии наук – тоже осознавая, что без науки Сибирь не поднимешь. А что делают сейчас наши грамотные и образованные люди? Строго все наоборот. Выкачивают ресурсы, проводят саммиты и спортивные состязания, строят газопроводы, а медицина, образование, культурная жизнь – по остаточному принципу. Достаточно вспомнить, что происходит с нашей наукой и культурой сейчас, какие копья ломаются вокруг РАН, какими тиражами издаются книги и чему учат школьные учебники…

– Сейчас Россия находится в сложной международной ситуации и во многом вынуждена рассчитывать только на собственные силы. Поворот на Восток вместо Запада – насколько он, по-вашему, возможен и что способен дать?

– Я снова вспомню Столыпина, который говорил, что у России нет колоний, но выход на Восток может иметь далеко идущие стратегические последствия. Русско-японскую войну Россия проиграла во многом из-за отсутствия железнодорожного сообщения с центром страны – а «крепостями мы на Востоке побеждать не можем». Столыпин неполных пять лет управлял российской экономикой в условиях борьбы с царским семейством, с Думой, с оппонентами, с угрозой терроризма – и тем не менее результаты получил колоссальные. Ему говорили, что Транссиб (Амурская железная дорога) идет «в никуда» – точно так же, как потом многие скептически оценивали БАМ. Если бы Петр Столыпин не отстоял свою точку зрения, мы много чего сейчас не имели бы. Дорога не обязательно должна идти «куда-то», иногда все наоборот: есть дорога – и тогда вокруг нее возникают стратегически важные объекты. В этом отношении мы сейчас проигрываем другим азиатским странам, и в особенности Китаю. Китайцы идут сейчас на Юг Азии, минуя Россию – через Казахстан, Пакистан и т.д. Если эти трубопроводы, газопроводы, железные и автомобильные дороги будут так пробиваться и дальше, Транссиб мы просто потеряем, он станет никому не нужным. На БАМ сейчас деньги выделены, но дела пока ни шатко ни валко. Газовая труба идет по необжитым местам, обходит все южные районы – Иркутск, Читу, Бурятию и далее идет на юг в Китай. Иначе нашему газовому монополисту «невыгодно» (я сам слышал эти слова от высокопоставленного чиновника). А люди из всех десяти наших восточных губерний «утекают» на запад. И это уже фактически катастрофа. «При наличии государства, густонаселенного, соседнего нам, – писал более ста лет назад Петр Столыпин, – эта окраина не останется пустынной. В нее просочится чужестранец, если раньше не придет туда русский… Если мы будем спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками и, когда мы проснемся, может быть, он окажется русским только по названию». Не хотелось бы, чтоб его печальный прогноз сбылся. Но пока приходится констатировать: мы экономим на всем, у нас разорили даже Селенгинский ЦБК, положительных примеров крайне мало. А в КНР существует программа развития Северо-Восточного Китая, которая направлена на конкретные дела – строительство 100 новых городов вдоль границы, создание крупнейшей в стране зерновой базы, поиск и обучение талантливых детей, смычку деревни и города… Кстати, еще в 80-х годах я видел, как в китайском Хэйхэ, через реку от нашего Благовещенска, ходили по берегу автомобили ЗИС-5. Сейчас они снимали исторический фильм, но для декораций не смогли там найти ни одной старой фанзы…

– В Совете Федерации вы представляете Республику Бурятию. Золотой дождь на этот регион явно не проливается – даже при том, что Сибирь и Дальний Восток официально считаются теперь «приоритетами государственного развития». А что является приоритетом для вас как сенатора и как ученого, когда вы отстаиваете интересы Бурятии в верхней палате федерального парламента, да и не только в ней?

Да, Бурятия регион не самый богатый. Но в России вообще ситуация странная, если не сказать абсурдная: у нас лишь 10 регионов-доноров. Остальным приходится стоять с протянутой рукой. Якобы они иждивенцы и жить могут только за счет дотаций из центра. На самом деле так построена система: в Москве сидит чиновник, который, образно говоря, «поворачивает кран» и дает деньги: этому дал, а тому нет, пусть «заслужит». Это вещи административно-политические, к реальному потенциалу и возможностям субъектов федерации они отношения не имеют. И я это всегда говорил, а сейчас в очередной раз повторю: пока система управления в России остается центростремительной, ни о каком развитии экономики говорить не придется. Кроме прочего, еще и потому, что далеко не все так уж хорошо видно «сверху» и из центра. Например, мы сейчас бьемся с Минвостокразвития по поводу реализации федеральной целевой программы «Дальний Восток и Байкальский регион». Название осталось, а нас по сути из нее вычеркнули. После обращений в правительство вроде бы включили представителей республики в соответствующий совет, но большого толку все равно нет. Прежде всего потому, что эта программа – лишь перечень мероприятий, которые не имеют под собой научного обоснования. И упирается все не только в деньги, на что у нас принято жаловаться. Деньги по большому счету есть. Но сплошь и рядом отсутствует четкое понимание, на что их в первую очередь надо тратить.

– А какое место в общероссийской геополитической стратегии может сыграть Бурятия?

– Бурятия – самая восточная национальная республика на границе с буддийским миром. Наша миссия – быть проводником восточных идей на запад и западных идей на восток. Мы просто рождены там быть, потому что за нами начинается огромный мир стран АТР.

По моему глубокому убеждению, национальные образования лучше не трогать, особенно на востоке. Это не из Рязанской области перевести какой-нибудь район в Тульскую, за 20 км. Другие расстояния, другой ход времени – и вот уже бабушка из-за того, что с карты убрали Эвенкийский округ, вынуждена ехать за справкой на тысячу верст дальше. Или лететь вертолетом, потому что любой транспорт у нас норовит двигаться «через Москву». Постепенно умирают села и деревни, утрачивается связь поколений, уходит из системы ценностей традиционное буддийское миролюбие и масса других жизненно важных вещей. Рушатся связи, в упадок приходят традиционные ремесла, земля остается без хозяев. Почему? Да только потому, что чиновникам так «удобнее управлять». Соседние страны такой ошибки не совершают.

– Прошедший 2014-й был Годом культуры. Вы достаточно активно использовали эту возможность для того, чтобы привлечь внимание к культуре Бурятии. Но год закончен. Что дальше? И еще один вопрос, смыкающийся с первым. Сильно ли обедняет бурятскую литературу неизбежный перевод на русский язык, без чего ее «презентация» для широкого круга просто не получится?

– Ответ простой: за все надо платить. Оборотная сторона того, что Бурятия имеет науку, культуру и образование в основном на русском языке, – это во многом потеря национальной специфики. Но в данном случае приходится делать выбор. За счет утраты этой части своего «я» мы имеем высочайший уровень образования, в Советском Союзе буряты были третьим этносом после евреев и грузин по количеству кандидатов наук и т.д. Но вот что еще важно. Почему-то считается, что национальная культура, особенно когда речь идет об азиатских, восточных, северных народах, – это только «песни и пляски», «бубны и шаманы». Но фольклор лишь малая часть всего культурного «архипелага», который очень легко уходит под воду во время общих штормов. Его, безусловно, надо сохранять и я считаю недопустимой нынешнее отношение к этим проблемам. Сравните: в 1990 году Институт филологии Сибирского отделения РАН издал в суперобложке, с вложенными дисками первую книгу из серии «Фольклор народов Сибири и Дальнего Востока». 10-тысячным тиражом – «Сказки и легенды эвенков». В позапрошлом году вышли «Сказки шорцев». Тираж 300 экземпляров. Это – уровень финансирования и статус отношения. На мое возмущенное письмо министр культуры даже не ответил – его помощник лишь заверил, что они могут нам «выделить экспертов», а денег, увы, нет.

Должно быть наоборот – надо не только укреплять систему вузов и научных институтов в восточных регионах России, но и создавать там центры подготовки иностранных студентов из стран Азии и Дальнего Востока. Для них тот же Улан-Удэ по ментальности гораздо ближе, чем Москва или Петербург. Потом они, естественно, смогут ехать куда хотят. Но студенческие годы не забываются… Кстати, нынешний посол Вьетнама в РФ учился в Бурятии и в беседе со мной с явным удовольствием это вспоминал.

– Кстати, а вы сами думаете на каком языке – по-бурятски или по-русски?

– По-русски, давно уже. Потому что все время находился в этой среде. Как раз к нашему разговору о том, чем и за что приходится платить.

– А приходится ли вам переводить с русского на чиновничий, когда вы исполняете свои служебные обязанности? Вы все-таки ученый, член-корреспондент РАН, профессор. У политиков и управленцев другой словарь, куда более скудный, и образ мыслей. Чувствуются ли подобные трудности перевода в повседневной работе?

– Иногда, не буду лукавить, – да. Особенно когда речь заходит о насущных вопросах науки, о судьбе атомного флота, научных судов, о реорганизации РАН и т.д. Я один представитель Российской академии наук в Совете Федерации. Мы бьемся, доказывая, что нельзя держать без работы глубоководные аппараты «Мир», которые сейчас стоят в Калининграде без работы. Я сам на них 12 раз погружался на дно Байкала, удалось сделать открытия мирового значения – а сейчас на все это «нет денег»… Корабль «Академик Келдыш» возит туристов. Возраст директоров научных институтов (людей, которые основали научные школы и целые направления) предлагают ограничить и тем самым обезглавить фундаментальную науку, где в цене не молодые «менеджеры», а именно корифеи, отцы-основатели. Таких сфер на грани катастрофы, где управленческие решения принимаются некомпетентными людьми, слишком много. Не меньшую горечь испытываешь, когда идет обсуждение стратегически важных проблем – например, связанных с озером Байкал, с развитием Северного морского пути и многих других. Вот недавно проводили совещание по проблемам Арктики. Задаю вопрос: «Где, по-вашему, у Арктики южные границы?» Одни солидные деятели проводят их по Полярному кругу, другому – по границе Красноярского края и Якутии, третьи… в общем, и смех и грех. Еще вопрос: Якутия и Чукотка – это Дальний Восток или Арктика? Чешут в затылке, думают…

Все это, как вам известно, я много раз говорил, доказывал, пытался достучаться до властных персон. Но все-таки я возражаю, когда слышу: «Ты этого никогда не прошибешь». Опыт учит меня, что любые усилия когда-нибудь обязательно дадут плоды. Просто надо повторять их снова и снова и не опускать рук.

– А на что вы направляете свои усилия непосредственно сейчас?

– Готовлю четыре законопроекта. Один касается реорганизации РАН и системы выборов директора научного учреждения. Я считаю, что избирать его должен не коллектив, включая сторожей и охранников, а именно научные сотрудники. Второй закон – об экологическом образовании. Я настаиваю на том, что для руководителей всех уровней оно является обязательным минимумом, по которому надо сдавать экзамен – своего рода «ликбез». Третий проект относится к проблемам Байкала и его статуса особо охраняемой природной территории, четвертый – о видах разрешенной хозяйственной деятельности в таких местах. В настоящее время Байкал фактически стал заложником своего статуса – здесь нельзя строить дороги, расширять кладбища, продать свой дом – фактически людям там невозможно жить. И что им делать? Они здесь родились, это их родина… Я привожу в пример Женевское озеро или Великие Американские озера, где формально никто не запрещает строить даже металлургические или химические заводы. Но зато действуют такие нормы экологической безопасности производства, что они охраняют эти заповедные места и их уникальный мир лучше любых прямых запретов.

Справка:

Арнольд Тулохонов – член Совета Федерации Федерального Собрания РФ, представитель от исполнительного органа государственной власти Республики Бурятия, член комитета СФ по науке, образованию, культуре и информационной политике.

Доктор географических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии наук, заслуженный деятель науки Российской Федерации. Был директором Байкальского института природопользования Сибирского отделения РАН, депутатом Народного Хурала Республики Бурятия четвертого созыва на непостоянной основе. С 1998 года по настоящее время возглавляет отделение Русского географического общества в республике Бурятия. Член Наблюдательного Совета Фонда содействия сохранению озера Байкал, проблемам которого посвящены многие его научные труды и доклады на общественно-политических мероприятиях.