Таможня не дает добро Доброфлоту 21.11.2016 00:10

Одна из крупнейших рыбохозяйственных компаний Дальнего Востока может не дождаться спасительного для нее резидентства в ТОР Большой Камень

Глава компании “Доброфлот” Александр Ефремов поделился с корреспондентом EastRussia о наболевшем – о том, как активность контрольно-надзорных органов ставит под вопрос выживаемость крупнейшей рыбохозяйственной компании.

– Александр Владимирович, как проходит год для “Доброфлота”?
– Год проходит достаточно противоречиво. С одной стороны, есть серьезные достижения. У нас увенчался успехом проект, которому мы придаем огромное значение, в который мы вкладывались на протяжении пяти лет. Мы пошли на лов иваси – и стали первыми после 25-летнего перерыва в отрасли по этому биоресурсу. Мы считаем это безусловной победой компании, да и рыбной отрасли Дальнего Востока в целом. В течение пяти лет готовились научные прогнозы и выкладки, которые обосновали возможность возобновления вылова этого массового ресурса, исчисляемого миллионами тонн и позволяющего наполнить российский рынок дешевой, вкусной и полезной рыбопродукцией. Важно, что этот проект поддерживался на всех уровнях и Росрыболовством, и Минвостокразвития России, и лично полпредом Юрием Трутневым, и администрацией края.

– А как готовился “Доброфлот” к лову сардины иваси?
– Три года назад непосредственно под лов иваси мы выкупили крупнейшую на сегодня в мире плавбазу «Всеволод Сибирцев». Два года назад приступили к подготовке промысловых судов, их оснащению, пошиву промвооружений конкретно по этот вид промысла. Год назад вышли на пробный промысел: работали в Мировом океане в кооперации с иностранными рыбаками.

– А в текущем году?
– Выловили около 5 тысяч тонн, из них – 3 тысячи тонн иваси и 2 тысячи тонн скумбрии, это сопутствующий объект в промысловом районе. Мы поставили на российский рынок подзабытую, но хорошо известную сельдь иваси – и выловленный объем достаточно быстро разошелся. Это действительно положительная веха в развитии компании и отрасли.

– Почему же Вы говорите о том, что “год проходит противоречиво”?
– В нашей стране так часто случается, – когда положительные моменты  “уравновешиваются” проблемами и препятствиями. Страшно говорить, но мы действительно привыкли к тому, что почти любое развитие наталкивается на административные и бюрократические барьеры и ограничения. Просто потому, что любая новая деятельность, новая система развития выбивается из стандартного шаблона и стандартной схемы мышления чиновников, которые находятся на контролирующих функциях. И которые сегодня, к сожалению, практически полностью задавили любое развитие в стране, и в частности на Дальнем Востоке.

– Как это проявилось в отношении “Доброфлота”?
– Мы неоднократно говорили, что в отношении нас как крупного берегового рыбоперерабатывающего предприятия действует более 78 различных видов контроля, которые мы полностью вынуждены администрировать для того, чтобы соответствовать тем формальным требованиям, которые нам предъявляет государство. Я уверен, что ни одна рыбодобывающая или перерабатывающая компания в мире переработать такой список предъявляемых требований просто не в состоянии. Мы у себя этот список видов контроля инвентаризировали, показали на всех уровнях, оценили и разослали во все инстанции, попросив специалистов оценить их с точки зрения целесообразности и эффективности, а также значимости с точки зрения нагрузки на экономическую активность  производства. С тех пор прошло более двух лет. Результата пока нет…

Наша компания ориентирована в первую очередь на создание продукта с высокой добавленной стоимостью. У нас бизнес строится не на природной ренте, а на глубокой переработке сырья. Препятствия со стороны контрольно-надзорных органов были и ранее, были и штрафы, и административные процедуры. Однако сейчас, по сути, в ответ на наши инвестиции и попытки развивать компанию в новых направлениях, нас поставили на грань выживания.

– Вы имеете в виду историю с “маски-шоу” на Вашей плавбазе? Когда “Доброфлот” обвинили в контрабанде?
– Да, именно. Мы уже 8 месяцев находимся в этом «производственном процессе», когда в ответ на  выход в Мировой океан, освоение новых объектов и эффективную международную кооперацию мы получили прецедент для уголовного преследования в отношении неустановленных лиц сотрудников нашей компании по делу о контрабанде.

– Зачем понадобилось “маски-шоу”?
– Тогда органы заподозрили, что на борту плавбазы осуществлялись операции по переупаковке и перетрафаречиванию готовой иностранной продукции, а не производство готовой продукции из сырья. В ходе спецоперации этот факт не подтвердился, а, напротив, было установлено, что осуществляется приемка сырья, его переработка и упаковка. Во время операции никаких нарушений выявлено не было, да и не могло быть выявлено – каждый производственный процесс у нас глубоко задокументирован, а в журналах отражена каждая партия продукции, которую нам поставляли партнеры.

– В чем же суть теперешних претензий контрольно-надзорных органов?
– На российском судне под российским флагом с российским экипажем, на аттестованном российском производстве по отечественным технологиям и отраслевым стандартам, готовится продукция глубокой переработки, упаковывается в российскую тару с российскими знаками и трафаретами. Так вот, с точки зрения таможенных органов, в частности Дальневосточного таможенного управления, такая продукция не может быть поставлена на российский берег в силу того, что происхождение этой продукции не определено. Все перечисленные характеристики и доказательства российского происхождения этой продукции понимания в таможенных органах не нашли, и на сегодняшний момент мы вынуждены судиться, в то время как сама продукция запрещена к ввозу в Россию.

Это патовая ситуация: мы и вывезти продукцию никуда не можем, поскольку нигде в мире ее иначе как российской не воспримут. И вероятнее всего, к окончанию всех разбирательств (а у нас есть ощущение, что процессы искусственно затягиваются), эта продукция уже не будет пригодной к употреблению, пойдет на свалку. Рыбопродукция, выпущенная российскими рыбаками в Мировом океане, отправится  на свалку – это и есть печальный итог развития контрольно-надзорной системы в исполнении Таможенных органов.

– У таможни претензии, потому что вы сырье брали у иностранцев?
– Логика чиновников от таможни проста: раз в продукции, которая перемещается через границу, существует хоть какая-то доля иностранного присутствия (а в нашем случае рыба была выловлена иностранными судами в рамках договоров об обеспечении нашей перерабатывающей плавбазы рабочими объемами сырья), значит, должна быть уплачена пошлина. Но есть законодательство, в том, числе и международное, ратифицированное Россией, в котором прописаны термины, что понимается под промышленным рыболовством, которое включает неразрывный комплекс мероприятий по поиску, вылову, перегрузу и переработке (обработке) уловов и что понимается под продукцией из уловов водных биологических ресурсов. Даже в таможенном законодательстве существуют нормы, в которых определена достаточность переработки, позволяющей считать ту или иную продукцию российской или иностранной по происхождению. А для нашего конкретного примера есть и специальное исключение, есть термин "улова водных биологических ресурсов, которые выловлены в открытой части Мирового океана и в исключительной экономической зоне”. По законодательству эти ресурсы – это продукт, который выловлен в море в результате неразрывного комплекса  мероприятий и технологических процессов по поиску, вылову, перегрузу,  переработке и упаковке продукции, который называется "промышленное рыболовство". То есть это непрерывный комплекс связанных между собой  мероприятий, который не разделяется в обособленные отдельные действия по любым из этих процессов, и в результате которого появляется новый продукт – продукция из уловов ВБР. Именно для того, что бы упростить оформление этого вида продукции и не усложнять процедуру ее оформления по аналогии с иностранными товарами, Правительством вот уже как 5 лет назад было принято Постановление №184, которое в отношении продукции уловов ВБР сделало исключение и упростило процедуры оформления в порту для того, чтобы российская рыбопродукция хотя бы частично поставлялась на внутренний рынок. Прошло пять лет…

Еще раз: характеристики, по которым определяется страна происхождения, отражены в законодательстве, как в российском, так и международном: есть принцип достаточности переработки, есть требования принципов визуального, документального и лабораторного контроля экспертизы продукции. И вот с точки зрения закона именно этот вопрос является первостепенным, а бытовое любительское восприятие "кто поймал, того и происхождение”, взятое сегодня на вооружение чиновниками от таможни, мягко говоря, далеко от действительности.

– А какая пошлина у нас на ввоз иностранного рыбопромыслового сырья?
– Пошлина очень скоро будет нулевая – благодаря поручению Юрия Трутнева, этот вопрос достаточно скоро решается. Но проблема же не просто в пошлине. Вопрос происхождения продукции, который ставит таможня, – это прежде всего вопрос безопасности наших продуктов питания. Отвечать за качество и безопасность продуктов может только такая компания-производитель, которая осуществляет свою деятельность в правовом поле своего государства. И если властями своей страны отказывается в происхождении по всем характеристикам российской продукции, если она не признается российской, то эту продукцию невозможно никуда ввезти – в любой стране мира, увидев продукцию с такими объективными характеристиками, признают ее российской и потребуют российский сертификат происхождения. То есть вся деятельность российских судов, которая осуществляется в Мировом океане по организации промысла в этом перспективном районе, в этих условиях не имеет права на существование. Если данный вопрос не решится в ближайшее время, то это приведет к тому, что Россия потеряет права на квоты, согласно подписанной и ратифицированной Международной конвеции «О сохранении и управлении рыбными ресурсами в открытом море Северной части Тихого океана».

– Поддерживает ли вас Росрыболовство? Экономический блок правительства?
– Ситуацию нашу знают на всех уровнях, в том числе этот вопрос звучал и на уровне контрольного управления президента в рамках отчета Росрыболовства по проблемам, которые есть в отрасли. Мы обратились во все государственные инстанции, нашу позицию по вопросу разделяет и полпред президента в ДФО Юрий Трутнев. Нас поддержало Росрыболовство, Минсельхоз, Общественная палата России, Россельхознадзор, на все это есть письменные подтверждения. Наша тема звучала на двух правительственных совещаниях, но до конкретных решений, которые бы распутали узел, пока далеко. У нас есть пока первое положительное судебное решение в нашу пользу. Арбитражный суд первой инстанции поддержал нашу позицию, признав доводы таможенников необоснованными. Но нам предстоит еще долгий процесс юридических разбирательств в этом поле. Знаменательно, что на этом фоне уголовные дела по компании продолжают расследоваться. А отсюда – уже прямое воздействие на наш бизнес: в связи с возбужденными уголовными делами резко обострилась ситуация с кредитованием, и мы в этом году вынуждены были сократить береговое производство, чтобы хоть как то оставаться наплаву, не обанкротить компанию.

Мы были вынуждены сократить более 600 человек. Такие вот прямые и конкретные результаты работы мы сейчас получаем.

– Таможня присутствовала на этих совещаниях, о которых Вы говорите?
– Сегодня настроение контрольных органов таково, что поддержка по линии всех перечисленных ведомств ничего не значит. И сейчас вся риторика таможни уходит в плоскость теоретических рассуждений на тему нюансов трактовок и правоприменения таможенного законодательства. В суть вопроса, и к чему это приведет, никто не вникает и не задумывается о последствиях.

– То, что Вы говорите, очевидно противоречит принятому тренду на развитие Дальнего Востока.
– Противоречия, о которых я говорю, не видны невооруженным взглядом. Очень четко ощущаются настроения: усилия Минвостокразвития, аппарата полномочного представителя президента, участие Президента России в Восточном экономическом форуме, активность в реализации проектов ТОРов и Свободного порта. Но за кадром остается буквально параллельная реальность – это контрольно-надзорная правоохранительная система, которая находится вне экономического процесса. Это совершенно другая система координат, другие рамки, другие вектора деятельности,   а по большому счету – другое государство, которое исходит из другой логики понимания актуальных государственных целей и интересов. Эта система неспособна объективно оценивать те или иные экономические явления, которые будут возникать в связи с инициативами развития. Буквально недавно Таможенным органам передали весь контроль в пунктах пропуска на госгранице в рамках Свободного порта. Давайте представим, как с учетом сложившейся в нашем случае ситуации будут Таможенные органы трактовать и правоприменять все нововведения? И это вместе с массой других до сих пор нерешенных вопросов в рамках реализации поставленных президентом задач по развитию Дальнего Востока. И это никак не может служить ускорению запуска механизмов и эффективной работы экономики в режимах ТОРов и Свободного порта. Сегодня это системный якорь, напротив, тормозящий эти процессы.

– Режим ТОР, продвигаемый Минвостокразвития, предлагает резидентам защиту в судах в лице Управляющей компании – Корпорации по развитию Дальнего Востока, подконтрольной Правительству. Это – одно из преимуществ режима. Вы не обращались за подобной опцией?
– Мы подали заявку на участие в ТОР "Большой Камень". Эта заявка в ближайшем времени с большой долей вероятности будет принята. Участки территории, которые мы заявили, уже включили правительственным соглашением в ТОР. Но сейчас ситуация  в компании такова, что нам бы просто выжить и сохранить производство, а оно у нас, пока еще, крупнейшее береговое производство в России. На пиках мы перерабатываем до 40 тысяч тонн продукции в год. Таких объемов береговой переработки не выдает никто в России. Мы этим гордимся. А береговое производство – это рыбацкие поселки с тысячами круглогодичных постоянных  рабочих мест, это социальная инфраструктура…  Нас поставили в такие условия, что мы вынуждены сокращаться. И позитивных сюжетов, к сожалению, больше не будет в ближайшем времени. Хотя…

– А если смотреть более широко по госполитике?  Вот, по регуляторике в рыбохозяйственной отрасли выходят новости. Приняты поправки в закон, на этапе принятия новых нормативных документов много говорилось о выгоде Дальнего Востока от применения принципа “квоты в обмен на инвестиции”. Вы понимаете, что конкретно Вам, как бизнесу, дают изменения в Законе о рыболовстве?
– В августе я подробно описывал мое видение ситуации в моей статье, опубликованной на порталеFishnews. Насколько я понимаю, в новых документах Росрыболовства заложен только лишь принцип стимулирования тех направлений отрасли, которые государство считает приоритетными. Это, прежде всего, развитие берегового производства водных биоресурсов и обновление флота. Для этого выделяется часть квот, их называют инвестиционными, они должны стимулировать деятельность хозяйствующих субъектов. В законе зафиксирована только общая канва этой идеи, а непосредственно механизмы исполнения и принципы распределения будут фиксироваться в отдельных правительственных постановлениях. На мой взгляд – достаточно спорный подход – от тех самых деталей очень много зависит, будет ли работать механизм, или нет. В пользу отрасли или ей во вред.

Смотрите, все рассматривают механизм как инвестиционный, но ведь по сути в нем заложен и ограничивающий фактор: у действующих сегодня предприятий забирается 20% квот. Еще один спорный аспект – в том, какие именно направления будут признаны приоритетными и кто сможет претендовать на эти квоты. Один из существующих проектов предусматривает “прицеливание” инвестиционных квот только на минтай и сельдь. Причем с жесткой регламентацией инвестиционных проектов, которые можно будет реализовывать под эти квоты – по типам судов, по способам рыбообработки, вплоть до выхода продукции. На мой взгляд, очень смело выглядит предположение, что переводом производства только на филе минтая мы каким-то образом стимулируем развитие рыбной отрасли. Текущий год уже показал,  что 30-процентное увеличение объемов производства филе минтая привело к снижению его стоимости почти на 50%. А это уже огромные рыночные риски. Если так – то это какая-то однобокость в развитии.

– А в чем загвоздка с типами судов?
– В проекте подзаконных актов, которые опубликованы и вынесены на обсуждение, инвестиционные квоты формально распространяются и на крупнотоннажный флот, и на средне- и малотоннажные суда. Однако загвоздка в том, что под средне- и малотоннажный флот выделены только не ОДУемые объекты, которые и сейчас можно неограниченно ловить по заявительному принципу. Но даже несмотря на свободный доступ к этим квотам, их и сегодня полностью не выбирают.

В то же время, самые привлекательные квоты, которые, очевидно, и являются стимулом для инвестиционных квот – это минтай, треска и сельдь – будут предоставляться только под крупнотоннажный флот. На мой взгляд, такой подход – это искажение логики, заложенной в закон, и фактическое неисполнение поручение Президента по расширению списка инвестпроектов за счет среднетоннажного и малотоннажного флота.

Есть и еще одна “загвоздка” – “упаковать” в среднетоннажное (до 55 метров) судно производство филе минтая и рыбомучную установку (а это – прямое требование, которое регулятор пытается вменить инвесторам) – задача почти что не решаемая, это бессмысленно и дорого. Чтобы это сделать, надо сокращать емкость трюмов и жилых помещений, а такое судно будет либо непригодно, либо убыточно в эксплуатации. Да и вообще – зачем обязывать ставить производственную линию на среднетоннажное судно, если его основная функция – снабжать сырьем береговую переработку?

Говорилось, что одна из задач инвест-квот – развивать береговую переработку. Но здесь явное противоречие.

– Как по-Вашему, в чем может быть преимущество среднетоннажного флота перед крупнотоннажным?
– Сегодня этот тип судов – единственно возможный для строительства на верфях Дальнего Востока. И если закон ставит цель действительно загрузить наши верфи заказами – надо это учитывать, и делать соответствующие поправки, делать вложения в среднетоннажный флот инвестиционно привлекательными, а не накладывать ограничения и не ставить невыполнимые требования.

Крупнотоннажное сложное судно стоимостью $80 млн долларов могут построить две или три верфи в России, которые и сейчас уже перегружены заказами военных и нефтяников. А вот среднетоннажные сырьевики (без требований по переработке на борту) и малотоннажные суда вполне возможно строить на Дальнем Востоке!  Еще в Cоветские  времена такой тип судов строили в Николаевске-на-Амуре, Хабаровске и Благовещенске.

– А с точки зрения эксплуатации? Больше судно – больше отдача, не так ли?
– Не совсем – среднетоннажные и малотоннажные рыболовные суда  по всему миру являются основой для сырьевого обеспечения береговой переработки, такая же ситуация была и в СССР. Тем более что благодаря современным технологиям (например, в части сохранения уловов в "жидком льду" сроком до 5-7 дней), зона лова среднетоннажным флотом значительно увеличилось. Структура флота самых прогрессивных в рыболовстве стран мира показывает рост именно по среднетоннажным судам. Это объективная тенденция.

Тем более странным выглядит невнимание со стороны разработчиков новых правил игры к ожидаемому начала массового облова той же иваси. Нашей стране, по большому счету, крупно повезло – к нашим берегам снова подходит огромная биомасса скумбрии и сельди иваси, а ловить их нечем. Крупнотоннажные суда не подходят и заняты тем же минтаем, а стимулирование строительства среднетоннажных по факту Постановлением не предусмотрено. Кто будет стимулировать производственников, занятых этим объектом  добычи? А ведь никаких инвестиций в этом направлении не предполагается.

– Александр Владимирович, и все же – у команды “Доброфлота” за плечами история, приходилось сталкиваться с самыми серьезными проблемами. Ваш прогноз для отрасли на Дальнем Востоке?

– Есть такое выражение: знание преумножает скорбь. И сегодня мы так много знаем про состояние системы, что оптимизм уходит. И если “кошмарят" наше немаленькое частное предприятие таким образом, то могу себе представить, что может твориться, и с какими сложностями сталкивается средний и мелкий частный бизнес. И в общем я так понимаю, что если нашей компании не станет – а это может  произойти, учитывая ситуацию сегодняшнего дня – то, наверное, никто даже на это и внимания не обратит. Кроме наших работников.

А как иначе – любая активность бизнеса, любое начинание, поддерживаемые и устно, и письменно – на деле просто натыкается на мощную кислотную среду барьеров препятствий и бюрократизма, которая сжигает все начинания.

Административные органы, следствие, прокуратура, органы дознания… как они мне сказали: будь доволен, что еще не в каменном мешке, а на свободе. Ну что остается делать? Я доволен, что на свободе…


Константин Андреев Теги: